Б. Т. Койчуев, Н. А. Баудинова, В. В. Вороная. Диалог культур в научной и художественной деятельности В. И. Шаповалова

Народный поэт Кыргызстана, переводчик, доктор филологических наук, профессор В. И. Шаповалов известен не только в Кыргызстане, но и далеко за его пределами. Его творчество было отмечено «Русской премией» (2013 г.), премией имени Фазиля Искандера (2018 г.), он лауреат Государственной премии КР в области науки (2000 г.), награждён многими государственными и ведомственными наградами разных стран. Накануне своего 75-летнего юбилея Вячеслав Иванович покинул земную обитель.

Данная статья авторского коллектива литературоведов разного поколения – дань памяти и огромного уважения человеку, гуманитарная деятельность которого оставила заметный след в культуре Кыргызстана.

Выбор жизненного пути учёного и поэта был определён самой биографией В. И. Шаповалова, родившегося и воспитанного в семье переселенцев, живущих на стыке различных культурных парадигм и традиций. Своей «родословной» поэт посвятил ряд стихотворений, среди которых «Река Аламедин возле старого автовокзала», «ATA YURT», «Хохлацкая баллада», «Мои бабушки», «История любви», «Русский след», «Рожь, рожь, дорога кочевая…», «Династические стансы».

О биографических истоках научных интересов, оригинального творчества и переводческой деятельности В. И. Шаповалова писал выдающийся учёный и педагог, основатель учебно-методического журнала «Русский язык и литература в школах Кыргызстана», академик АПСН РФ Л. А. Шейман: «Вячеслав Шаповалов родился и живёт в Киргизии, ощущая двоемирие не как противоречие стихий, но как их согласие. Такой человеческий тип, ныне довольно редкостный <…> ведёт родословную от Рубрука или Афанасия Никитина: по призванию путешественники, миссионеры, первооткрыватели, купцы – эти люди сильно и горячо притянуты к открытым (им и, в частности, ими) национальным культурным мирам. И отнюдь не различия эти разрушают целостность двоемирия, а напротив, такие люди сами сближают далёкие культуры – и этим по праву претендуют на звание „гражданин вселенной“. <…> Ибо как русский поэт и переводчик киргизской поэзии Шаповалов, по определению, пытался сблизить два мира; его жизнь слилась с пространством и временем киргизской земли, в то же время не скрывая „сквозь соль азийской смуглоты российской ярости черты“ (его поэтическая строка). Так же и в плане собственно исследовательском: известный русский филолог-киргизовед, профессор В. И. Шаповалов – один из крупнейших в Средней Азии специалистов в области теории и истории художественного перевода (в первую очередь, перевода киргизской поэзии на русский язык), в сфере сравнительной поэтики, интерференции культур Запада и Востока, связей киргизской и русской литератур, межкультурного синтеза. Он убеждённый наследник „западно-восточного дивана“, Н. И. Конрада, В. М. Жирмунского; эти изыскания, с одной стороны близкие традициям европейской культуры Ю. Н. Тынянова, Ю. Д. Левина, М. Л. Гаспарова, с другой – идущие от русских востоковедов Е. Д. Поливанова, С. Н. Иванова, И. В. Стеблевой, утверждают также и принципы, над которыми трудились в Средней Азии наставники и предшественники З. Ахметов, Е. К. Озмитель, А. Л. Жовтис» [1].

Многогранная деятельность В. И. Шаповалова позволяет анализировать его научные труды, художественное творчество и поэтические интерпретации с разных точек зрения. Однако, как нам представляется, доминантной темой научных исследований, поэтических озарений и переводческих практик В. И. Шаповалова была тема взаимосвязей различных культур и литератур. Именно с позиций диалога культур в научной и художественной деятельности В. И. Шаповалова мы рассмотрим творчество поэта, переводчика и учёного.

Научная деятельность

Научные интересы В. И. Шаповалова сформировались ещё в студенческие годы и, во многом, были определены тем, что он уже к тому времени пробовал себя на стихотворном поприще. Под руководством литературоведа, доктора филологических наук Е. К. Озмителя он начинает заниматься стихотворной поэтикой, в том числе и киргизской поэзии.

Первые научные исследования В. И. Шаповалова были посвящены стиху современной киргизской поэзии. Они получивли обобщение в его кандидатской диссертации «Стих современной киргизской поэзии: Сравнительно-типологическое исследование» [2]. В ней он ищет теоретические подходы к описанию закономерностей киргизского стиха, задачей, при этом, видит разработку «аксиоматической модели закономерностей регуляции ритма киргизского стиха на фонологическом уровне» [3].

Научная работа В. И. Шаповалова направлялась от теоретических штудий переводческой науки и основ киргизского стихосложения к фундаментальному исследованию киргизской поэзии в русских переводах. Понятно, что в данном случае исходный материал, объект и предмет изучения неизбежно осмысляются сквозь призму взаимодействия культур и литератур.

В докторском исследовании «Киргизская поэзия в русских переводах (30–50-е годы). Методология. История. Стихотворная поэтика» [4] автор продемонстрировал комплексный подход, вбирающий в себя теоретическое, этнокультурологическое, историко-литературное рассмотрение объекта исследования – киргизской поэзии в русских переводах.

Методологические проблемы, поднимаемые В. И. Шаповаловым в докторском исследовании, связаны с проблемами диалога культур. При этом исходным методологическим посылом является понимание 30–50-х годов как особой эпохи, в которой российско-киргизские литературные взаимоотношения, в том числе и посредством художественного перевода, «прошли внутренне завершённую фазу своего развития» (И. Г. Неупокоева).

Материалы и выводы, к которым приходит В. И. Шаповалов в докторском диссертационном исследовании, безусловно имеют историко-теоретическое и практическое значение. При этом надо иметь в виду, что они относятся к диалогу и взаимодействию русской и киргизской литератур в многонациональном контексте – в контексте так называемой советской многонациональной литературы.

На современный диалог культур России и Кыргызстана, видимо, влияют не только объединяющие историко-культурные факторы, но и, увы, центробежные и разъединяющие причины, связанные с поисками государств идеологических и нравственных парадигм, своего места на геополитической карте мира.

Дальнейшие литературоведческие разыскания В. И. Шаповалова получили продолжение в его монографических изданиях. Монография с метафорическим названием «Соло на два голоса» является издательским воплощением и продолжением научных идей и анализа киргизских переводов. По сути дела, в ней обобщённо представлена история переводов киргизской поэзии на русский язык сквозь призму стадиального развития национальной культуры от фольклорного наследия [5, с. 358].

В 2004 году выходит книга В. И. Шаповалова «Контексты перевода. Статьи разных лет» [6]. Содержание книги раскрывается в разделах: «Национальная поэтика и перевод»; «Проблемы терминологии перевода. Подготовка переводчиков»; «Литературный процесс. Наследие»; «Культурно-языковое строительство: статьи, источники, документы».

Первый раздел открывается знаковой статьёй «„Манас“ и Россия: Взаимодействие двух культур в процессе поэтического перевода». История записи и переводов эпоса «Манас» на киргизский язык позволяет В. И. Шаповалову выходить на культурологические и историко-литературные обобщения: «Выполняя по отношению к киргизской литературе роль принимающей, русская литература одновременно становится литературой-посредником, что в 30–50-е годы соответствует значению тех художественных ценностей устной поэзии, которые киргизская художественная культура начинает транслировать. Становление же и быстрое, своеобразное развитие киргизской литературно-профессиональной поэзии как бы растягивает, лонгирует процесс её рецепции и освоения русской принимающей культурой. Русская поэзия силами своих замечательных по дарованию лириков этого периода переводила национальный эпос киргизов; изощрённая эстетическая система наследников „серебряного века“ русской поэзии оказалась вполне толерантной по отношению к эстетике памятников конно-кочевой цивилизации; переводилось не „близкое“ – но постижение иной культуры, пусть и не сразу и не вдруг, пусть со своими победами или упущениями, – состоялось…» [6, с. 16].

Особое место в статье отводится культуртрегерской деятельности выдающегося лингвиста Е. Д. Поливанова: «<…> демонстрировал сложившееся в прогрессивной интеллектуальной среде России отношение к молодым культурам. Та часть его многообразного наследия, которая связана с исследованием и творческими интерпретациями эпоса „Манас“, имеет особое значение, ибо выходит за рамки историко-культурной проблемы и смыкается с проблематикой уже нравственного порядка, неизбежно связываясь с судьбой этого выдающегося учёного, с жертвенным вкладом его личности и дарования в становление молодой науки и литературы Киргизии, где и оборвалась его жизнь. „Манас“ интересовал Поливанова как уникальный памятник кочевой цивилизации – реликтовая целостность, парадоксально неотделимая от становления в 20–30-е годы новой национальной культуры, вопреки распространившейся тенденции ревизовать старые ценности. С другой стороны, тюркский стих стал материалом, на котором, с позиций выдвинутой им концепции повтора фонетических сущностей, Поливанов обосновал (наряду с исследованиями Р. О. Якобсона) аксиоматический подход к типологии национальных стиховых систем. И, наконец, как переводчик и „переводовед“ он синтезирует свой опыт в русле нового культурообмена, важность которого прозревает ещё в дореволюционные годы: эта сторона его деятельности, несомненно, составила новую ступень истории русской переводной художественной культуры. Поливановым реализовывались принципы этнокультуроведческого подхода, когда личность и культурный статус переводчика, осознание им своей роли в инонациональной литературной культуре начали получать не только прямое отражение в творческой практике, но и заявили о рождении новой переводческой школы, чьи позитивные завоевания парадоксальным образом исходили, в том числе, и из комплекса параноидальных характеристик „соцреализма“. Представляется бесспорным уже тот факт, что творческая мысль Поливанова послужила фундаментом, на котором были построены последующие достижения теории и практики киргизского русского перевода и – шире – перевода на русский язык памятников тюркской культуры» [6, с. 20].

Известно, что Е. Д. Поливанов был приглашён в Киргизию Касымом Тыныстановым. Надо вспомнить, что В. И. Шаповалов был инициатором переиздания в 2001 году «Сборника стихов Касыма», с параллельным переводом на русский язык. В качестве переводчиков выступили М. А. Рудов и сам В. И. Шаповалов. Тогда же им была написана статья с публицистическим заглавием и пафосом «Касым Тыныстанов как зеркало культурной революции». Эту статью автор включает в третий раздел книги «Контексты переводов». Выводы, к которым приходит В. И. Шаповалов, неутешительны: «В отсутствии интереса и какого-то, скажем, гражданского самопожертвования в отношении к национальному литературному наследию сегодня (судьба Тыныстанова), к выходу этого наследия на многонациональные мировые орбиты (судьба творчества Тыныстанова в неизданных русских переводах), в связанном с этим стагнационном состоянии чрезмерно политизированной и лишённой возможности издания литературы (и кыргызскоязычной, и русскоязычной) мне видится безотрадное будущее» [6, с. 306].

Представляется, что в данном случае В. И. Шаповалов гиперболизирует культурную ситуацию, стремясь публицистически заострить актуальные проблемы развития национальной литературы, её взаимодействие с иными, прежде всего русской, культурами.

На книгу В. И. Шаповалова «Контексты перевода» М. Дж. Тагаевым и Н. М. Мурадымовым была написана рецензия «Межкультурный диалог: искусство ждать и наука убеждать. О новом труде по теории перевода», в которой авторы, кроме всего прочего, коснулись специфики научного стиля В. И. Шаповалова: «И научный стиль – чаще всего сложный, порой капризно-личностный, индивидуальный вплоть до нарочитости, и мощный сопроводительный аппарат <…>, и изощрённая – бесспорно великолепная – проблематика научных изысканий – всё это как бы подчинено цели сказать: смотрите, как я всё умею. С этим эгоцентризмом творца можно соглашаться или не соглашаться – но отвернуться не получится. На фоне известной провинциальности, становящейся нам привычной упрощённости, декларативности, занимающих всё более активные позиции в нашей литературоведческой и лингвистической компаративистике и поэтике, работы В. И. Шаповалова относят наше внимание к традициям русских формалистов начала XX века, современных структуралистов Москвы, Петербурга и, к примеру, Тарту, к ассоциациям с ИМЛИ и Институтом востоковедения АН СССР (во времена расцвета советских академических школ). Короче говоря, Шаповалов – учёный российско-европейской традиции, и желает, чтобы его читатели это чувствовали постоянно» [7, с. 141].

В первые десятилетия XXI века В. И. Шаповалов работал над масштабным и уникальным проектом «Транслатология: разработка системных параметров научной отрасли и профессиональной подготовки специалистов». В рамках данного проекта им подготовлен к изданию «Язык переводческой науки: Учебная энциклопедия. Словарь терминов транслатологии. В 2-х т.» [8]

Накопленный В. И. Шаповаловым научный опыт, многолетняя практика поэта-переводчика привели его к осознанию необходимости создания фундаментального энциклопедического словаря переводческой науки: «На заре XXI века именно перевод наиболее полно демонстрирует сильные и слабые стороны идеи гуманитарного единства. Именно перевод действенно выражает идеи противостояния центробежным процессам внутри человеческой цивилизации и – в силу уже самого своего эвристического содержания – пытается продолжать объединение цивилизации в обстановке не только информационного прогресса и социокультурной толерантности, но и реанимации сепаратистского мироощущения и множащихся культурных фобий. Поэтому-то слова, не без оснований приписывающиеся П.-Ф. Кайе и ставшие историческими („XX век – век перевода“), воспринимаются в начале нового, совершенно иного времени уже не столько с привычным оптимизмом, сколько с горечью, а порой с раздражением. Этим также по-своему диктуется сам пафос представляемой книги» [8, с. 4].

Изучение истории переводов киргизского фольклора и литературы, анализ переводов одних текстов различными авторами позволяли учёному выходить на теоретические и историко-литературные обобщения относительно стадиального развития киргизской национальной литературы в «супермногонациональном» (Ю. Суровцев) контексте, именно это делает научные труды В. И. Шаповалова весьма ценными явлениями в истории литературоведения Кыргызстана.

            Культурологическая парадигма поэзии В. И. Шаповалова

Поэтическим творчеством Вячеслав Шаповалов начал заниматься ещё в школьные годы. На встречах с читателями он отмечал, что сподвигла его на написание стихов студентка-практикантка, позже кандидат педагогических наук, доцент, известный в Кыргызстане специалист по методике преподавания русского языка Валентина Петровна Каипова.

На филологическом факультете КГУ (ныне – КНУ им. Ж. Баласагына) Вячеслав Шаповалов учился в творческой среде, среди его однокурсников можно отметить состоявшихся профессиональных поэтов Кыргызстана – Александра Никитенко и Светлану Суслову. Заметим, что двое из этого курса получили почётные звания народных поэтов Кыргызстана – Светлана Георгиевна Суслова и Вячеслав Иванович Шаповалов.

Публиковаться Вячеслав Шаповалов начал с 1963 года, то есть его литературный путь приближается к юбилейной 60-летней дате. За это время им издано много книг, среди которых сам автор отмечает следующие: «Купол неба. Стихи» [9], «Кочевье. Стихотворения и поэмы» [10], «Восходят травы. Поэмы. Лирика» [11], «Прощание с журавлём. Лирика. Поэма» [12], «Рождение манасчи. Поэма» [13], «La naissance d’une-manastchi/ Pres. et transcr.: R/ Dor; Trad. G. Imart» [14], «Заложник. Книга стихов» [15], «Избранное: Том 1. В азийском круге. Лирика. Поэмы» [16], «Чужой алтарь» [17], «Евроазис» [18], «Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений» [19].

Программным для лирической поэзии Вячеслава Шаповалова является стихотворение 1966 года «Иду по кромочке…», затем отредактированное автором в 1990 году:

Иду по кромочке –

нагой

между добром и злом –

и трогаю босой ногой

борьбу воды с песком.

<…>

И всё по лезвию иду,

шатаюсь

да не упаду.

По кромочке нагой –

дороги нет другой!

Стихотворение, построенное на антитезах, передаёт драматизм мирочувствования лирического героя, раздираемого нравственным выбором, обусловленным, кроме всего прочего, и тем, что он «на стыке рас и вер». Заметим, что в первоначальном варианте пафос стихотворения раскрывался в нравственных метаниях лирического героя между добром и злом. В редакции 1990 года усиливается драматическое звучание и конфликт углубляется за счёт географической этнографии и культурологической концепции. Для понимания творческой эволюции Вячеслава Шаповалова важна строка: «…мой праотец – Гомер», свидетельствующая о его приверженности классической культуре.

Драматическая раздвоенность, порой трагическое мироощущение свойственны стихам Вячеслава Шаповалова и, видимо, восходят к судьбе российских переселенцев, «русскому следу».

…Час испытаний обозначен

и лик прародины утрачен,

но мною не переиначен:

сквозь соль азийской смуглоты –

российской ярости черты.

Мироощущение лирического героя поэзии, всё более видимо проявляемое и нарастающее после распада советской империи, звучит в строках: «И пусть душе не разорваться, / и пусть нам некуда податься, / и пусть нам незачем рождаться / между ракитой и арчой / слепой трепещущей свечой…»

Заметим, что в стихах до 1990-х годов мотив раздвоенности меж двух культур не столь значим и очевиден в произведениях В. И. Шаповалова. В сборнике 1987 года «Прощание с журавлём» он отсутствует. Тема детства и семейной преемственности раскрывается в элегическом и ностальгическом ключе, но противоречия личности, находящейся меж двух культур, до поры не затрагиваются.

В сборнике «Прощание с журавлём» представлены стихотворения на киргизскую тему: «Прощание с журавлём», «Стрельбище форелей!», «Кировское водохранилище», «Полёт одуванчиков на Иссык-Куле». В них земля Кыргызстана, её пейзаж не осознаются лирическим героем как чуждые, но вдохновляют на медитативные размышления над сущностью бытия.

В стихотворении «Фирдоуси» В. И. Шаповалов, обращаясь к классической восточной поэзии, раскрывает тему предназначения и драматизма существования поэта-творца. Творчество фарсиязычного поэта привлекает В. И. Шаповалова и вкладом в историю центральноазиатской литературы, воплотившимся в грандиозной «Шахнаме», её развитием от мифологического сознания к героическому, а затем и к описанию истории царей. Вместе с тем, представляется, что привлекала его и драматическая судьба поэта, воплощённая в легендах и в литературном дискурсе. В частности, в романтической канцоньере Г. Гейне «Поэт Фирдуси».

Обратим внимание на различия стихотворных методов Г. Гейне и русского поэта Кыргызстана. В стихотворении В. Шаповалова «Фирдоуси» на смену романтическому мироощущению приходит драматическая раздвоенность поэтического сознания, приговорённого к творчеству в мире «суесловия и величия». В художественный мир стихотворения В. Шаповалов вводит эпиграф:

Да пребудет роза редифом,

Да царит над голодным тифом

И солёной паршой степей

Лунный выкормыш – соловей.

                                               А. Тарковский

В строках известного поэта и переводчика А. Тарковского переосмысливаются традиционные образы восточной поэзии: луна и соловей. Происходит их своеобразное приземление, что более ярко ощущается на фоне суфийско-мистической трактовки данных образов в поэтически-религиозной концепции Ирфон.

Представляется, что в интерпретации образов восточной поэзии, столкновении её с обыденными реалиями жизни В. Шаповалов идёт вслед за А. Тарковским. Показательны в этом отношении начальные строки:

Над каламом зябнут руки. Лебедь лебедицу кличет.

Сколько лжи – и сколько муки, суесловья – и величья…

Вспомним, что калам в восточной поэзии является символом Музы, вдохновляющей поэта. В поэтике стихотворения В. Шаповалова это предмет – перо, которым пишут текст.

Изначальная непреодолимая разобщённость поэтической фантазии и реалий земного существования стали основой трагического образа поэта:

Где ветра мотыжат склоны, мёртвым кураём играя,

возникает изумлённо смесь розария и рая.

Героиню и героя через сонмы злоключений

переносит некий гений. Ну и ладно, Бог с тобою.

Не приткнуться в том рассказе гнусной правды плагиату –

тусец лепит нам из грязи радужную шахиаду,

беззащитной вéщей ложью устилает путь тернистый

к безусловному подножью нищей стаи вечных истин.

Не впервой и не однажды это всё в нас отзовётся:

у отвыкнувших от жажды зря ли высохли колодцы? –

в самаркандах или римах мир исхоженный огромен

от надежд неизмеримых до измеренных оскомин.

Но – идти, лицо и сердце беззащитно обращая

к человеку (что за средство, что за горький хлеб – я знаю),

за мечтою незакатной, за её неверным светом…

И не повернуть обратно.

И не пожалеть об этом.

Конечно, разница лирического мироощущения и, соответственно, поэтики произведений Г. Гейне и В. Шаповалова определена, прежде всего, историко-культурными реалиями, в которых творили художники, усложнением мировоззрения поэта рубежа XX–XXI столетий.

Поэзия В. И. Шаповалова, безусловно, связана с его научной и переводческой деятельностью. В частности, его изучение истории киргизской литературы и пробы перевода эпоса «Манас» нашли своё выражение в культурологической концепции и поэтике поэмы «Рождение манасчи». По сути дела, в этом лиро-эпическом произведении В. И. Шаповалов осветил путь национальной литературы от фольклорного «Зачина» к «Апологии новейшей истории».

Он, как житель Кыргызстана, как учёный-филолог, безусловно, знает культуру киргизов и иных народов республики, во многом сам формируется в многонациональном контексте социокультурных реалий второй половины XX века. Однако эти знания не снимают ментальных противоречий личности, находящейся на стыке культур. Более того, со временем эти противоречия более явственно выражаются в поэтическом творчестве, личностном и профессиональном самоощущении поэта.

Учёный-филолог, переводчик В. И. Шаповалов в поэтическом творчестве отдаёт дань выдающимся деятелям, посвятившим свою жизнь сближению российской и киргизской культур. Показательно в этом отношении стихотворение «Тени в раю», посвящённое одному из переводчиков эпоса «Манас» С. Липкину:

…В маленьком садике,

где столик стоит и скамейка,

сгорблен, сидит Поливанов,

лицо его детское измождено,

он тихо беседует с другом.

Друг его видный киргизский учёный,

властность и ум в чертах его и во взоре.

Молча сидят они, подавлены и печальны.

<…>

Солнце пригрело, у яблонь почки набухли,

словно откликнулись женские груди на ласку,

в маленьком городе ясное-ясное небо,

если вглядеться – увидишь провалы Бейджина,

золото рун италийских, японское тёплое море,

пики дружинников, медное стремя Манаса,

дальше – огни, половодья и пепелища,

чёрные трубы заводов и чёрное небо арестов,

и алое знамя, и выкрик:

рукописи не горят!

– Да уж, – усмехается Поливанов, –

Не горят: языки, как народы, текучи.

Однако – течём-с…

– Ещё бы! – бровью слегка шевелит

Касым Тыныстанов, – Уже притекли…

И всё же, и всё же, и всё же

как это с нами случилось,

когда это с нами случилось?..

Элегическая тональность, характерная для этого стихотворения со временем приобретает всё возрастающее драматическое звучание. Лирический герой поэзии В. И. Шаповалова всё более ощущает свою раздвоенность и неприкаянность. Свидетельством тому являются сборники стихов «Чужой алтарь» и «Евроазис», в самóм названии которых заявлена тема столкновения культур.

«Новая книга лирики, – читаем в аннотации к «Чужому алтарю», – одного из крупнейших мастеров русского поэтического слова Центральной Азии, народного поэта Киргизии, лауреата государственной премии КР – очередная исповедь очередного потерянного поколения. Человек, на разломе тысячелетий теряющий свой дом, отечество, веру, силы, изгнанный из рая за чужие грехи – основной герой и сюжет этой книги. В настоящем для него искажён облик будущего. Россия, Киргизия – географические символы утраты родины, и этим чувством пронизано творчество русского поэта на Востоке» [20].

Стихотворение «Чужой алтарь», давшее название всему сборнику, построено в форме молитвы и предваряется эпиграфом из Афанасия Никитина: «Ино, братие русские християня, / кто хощет пойти в Ындейскую землю, / и ты остави веру свою на Руси…»

Русский мир стихотворения передаётся при помощи старославянизмов и аллитерации: «у камня алатыря где тварь взыскует творя / веси прошел и моря аз Твой дом посетил / блуждая среди светил / под солнцем чужим и дождём / паук в огне янтаря на чужбине рождён / в заботах о нищем жнивье забыша имя свое / но чаяний не тая…».

«Для азийского круга» поэт использует другую лексику и ассонансы: «душа болит об одном / мать Умай в обличье земном под тенгрианским окном / небес безразличный свод / в цепи порвётся звеном Мухаммада ночной полёт / логос полный грозы откроется для побед / но млечный путь в ответ не прольёт и единой слезы».

Завершается стихотворение обращением к Творцу:

Господи воля Твоя

Тобою взят в сыновья

Твою дорогу торя замру у алтаря скинув прохаря

отвернись от меня заря

лики чужих богов воззрятся на путь земной

услышит чужие слова

беззвучно заплачет сова

надо мной.

В последней строфе наше внимание привлёк образ-символ совы, свидетельствующий о наличии в художественном мире Вячеслава Шаповалова мировидения и знания восточной поэтической культуры, в которой образ птицы ассоциируется со смертью. В христианской и русской традиции такой коннотации нет.

Драматизм пересечения различных культур в поэзии Вячеслава Шаповалова отягощается ощущением умирания традиционной культуры и личностного ухода. Этим мироощущением пронизан сборник «Евроазис».

Вспомним, что за эту книгу В. И. Шаповалов был удостоен «Русской премии», что свидетельствует об определённых идейно-тематических и поэтических тенденциях современной русской литературы, уловленных народным поэтом Кыргызстана.

Культурологическая концепция В. И. Шаповалова, к которой он пришёл в результате долгого пути учёного-филолога, поэта и переводчика, наиболее полно выражена в книге «Безымянное имя» (М., 2021).

Культурологическая парадигма, представленная в медитативной лирике Вячеслава Шаповалова, неутешительна – от «века золотого» к «безымянному». Поэт обозревает мир классической культуры, ностальгирует по ней и видит утрату традиционных ценностей и исход своей жизни.

Художественный мир Вячеслава Шаповалова амбивалентен и противоречив, в основе его – внутренний конфликт многих нравственных, культурных и эстетических начал. В поэтике стихотворений это проявляется в антитезах и оксюморонах, часто используемых автором. Эта поэзия интертекстуальна, поскольку впитала традиции мировой литературы – прежде всего западноевропейской, русской и тюркоязычной, и вместе с тем глубоко индивидуализирована, выражает драматизм мироощущения поэта, творившего на стыке этносозерцательных культур (Восток и Запад; Россия и Кыргызстан) и разломе эпох.

Переводческие интерпретации В. И. Шаповалова

Поэтическая натура В. И. Шаповалова, отягощённая деятельностью учёного, занимающегося киргизской стихотворной поэтикой, теорией и историей переводов на русский язык закономерно привела его к собственной переводческой практике. Понятно и то, что первые переводческие опыты В. И. Шаповалова были связаны с киргизской поэзией.

Первой книгой переводов В. И. Шаповалова стал сборник «Арчовый костёр». «Идея любви к родине, – читаем в аннотации, – к настоящему и будущему народа пронизывает книгу, представляющую киргизское поэтическое слово от эпоса „Семетей“, от Токтогула до современных поэтов разных поколений» [21].

Книга носит метафорическое символическое название, поскольку дым арчи для национального сознания имеет сакральный характер, как и само слово, являющееся для киргизов формой жизнетворчества и сохранения народной памяти. Поэтому и открывается книга переводов фрагментом из второй части киргизской героической трилогии – «Семетея» – «Кобеш посылает посредников к Каныкей». Перевод передаёт эпическое сознание с характерными для него повествовательностью, повторами, анафорами и эпифорами.

В сборник «Арчовый костёр» В. И. Шаповалов включает свой перевод песни Токтогула Сатылганова «Алымкан».

Данный творческий опыт свидетельствует о жизнетворной связи научно-исследовательской деятельности и переводческой практики В. И. Шаповалова. В докторской диссертации «Киргизская поэзия в русских переводах (30–50-е годы). Методология. История. Стихотворная поэтика» В. И. Шаповалов анализирует различные варианты переводов песни Токтогула Сатылганова, отмечая: «„Алымкан“ переводилась четырежды (А. Жаровым, 1940; А. Штейнбергом, 1954; Ю. Гордиенко, 1964; М. Рудовым, 1989). Автор диссертации четыре перевода сопоставляет по следующим параметрам: (1) перевод реалий (прямая этнографическая локальная – „дилде“ и микролокальная „Джаш кыял“); (2) перевод „кожонов“ (выделены и описаны П.А. Балтиным) как коррелят методологического инструментария переводчика; (3) перевод скрытой реалии – табуированности отношения акына к своей возлюбленной – как коррелят этического этнокультурного кода переводчика. По этим признакам тип текста, представленный переводом, соотносится с типом текста-подлинника и типом художника. (1) Передача реалии „дилде“ („украшение на попоне коня, обычно из золотых монет или ювелирных изделий“) шло от вульгарного „Ты, как сбруя коня, золота…“ (Жаров) к смягчённым „Ты как сбруя блестишь золотая…“ (Штейнберг) и „Ты подобна сбруе золотой“ (Гордиенко) тавтологическим вариантом, уничтожая образ возлюбленной, сравниваемой с золотым украшением; глоссальный перевод (Рудов) – „Ты дилде – убор золотой“ выразил сложившуюся к нынешнему времени концепцию этнокультуроведческого подхода» [4, с. 32–33].

Проведённый анализ вариантов привёл В. И. Шаповалова к своей интерпретации начальной строки песни: «Драгоценной сбруи узор».

Читаем далее: «(2) Повторяющиеся строфы и субстрофы с незначительными изменениями (кожоны) осознано переданы только Рудовым, но энергия заклинания (ср. с аналогичным у казахских „баксы“ – „шаманов“) не сохранена. (3) Этический код прототекста – дистантное, демонстративно целомудренное описание поэтом героини, реальной личности, жизнь которой долгие годы сопровождала песня о ней, абсолютно не понято первыми тремя переводчиками, чьи штампы („Приди ко мне ночной порой“ и т. п.) в национальной культуре неприемлемы, – предельно точно и выверенно переданы лишь Рудовым: это песня не о любви, а об утрате» [4, с. 33].

Мотив утраты звучит в последней строфе перевода В. И. Шаповалова:

То, что пел для тебя Токтогул,

В памяти храни,

Алымкан,

Белым прощальным платком

Мне вслед взмахни,

Алымкан,

Молодости коротки дни,

Но печаль гони,

Алымкан!..

Безусловно, сам акт перевода произведения является своеобразным диалогом культур, в котором очень важно понимание воспринимающей стороной специфики мировидения и художественного выражения транслятора. В. И. Шаповалов – представитель русской школы перевода и пользуется её достижениями и приёмами, бережно, но и творчески относясь к оригиналу.

Для русскоязычных читателей В. И. Шаповалов находит жанровые дефиниции, которых нет в национальной поэтической системе. Так, например, стихотворения Камбаралы Бобулова «Размышление на Аларчинском кладбище» и Салиджана Джигитова «Осенней ночью вновь заговорила буря…» В. И. Шаповалов определяет как элегии. Впрочем, пафос стихотворений вполне соответствует элегическому жанру – жалобной песне:

Не шелестите, тополя мои, не надо,

Не трогайте струны, она – живая нить,

Не бередите ран, которым не зажить!

Переводы киргизской поэзии на русский язык засвидетельствовали, кроме всего прочего, процесс обогащения и заимствования киргизской поэзией традиций европейской поэзии, ретранслированной посредством русской. Свидетельством тому может являться перевод Вячеславом Шаповаловым венка сонетов Сооронбая Джусуева «Земной путь», который показывает, как взаимопроникают и обогащаются европейская поэтическая форма и национальное поэтическое мировидение, выражаемое в таких дидактических жанрах, как санат и насыят.

Для каждого переводимого киргизского поэта В. И. Шаповалов находит соответствующие его поэзии формы и российские эквиваленты.

Значимым явлением литературного процесса в самом начале XXI века стало издание «Касым ырларынын жыйнагы. Книги стихов Касыма», составителями которой явились академик А. Ч. Какеев и профессор В. И. Шаповалов [22].

Переводчиками первого поэтического сборника Касыма Тыныстанова стали филологи М. А. Рудов и В. И. Шаповалов. Представленные переводы свидетельствуют об их профессионализме, бережном отношении к первоисточнику и, в то же время, – о разных методах перевода. М. А. Рудов более буквален и точен, построчно идёт за первоисточником, В. И. Шаповалов более свободен в переводе и стремится, в первую очередь, уловить метафорическую суть национальных образов и адекватно передать их для инонационального читателя.

«Сборник стихов Касыма» стал знаковым явлением киргизской профессиональной литературы, засвидетельствовав, что в ней появляется личностное поэтическое сознание. Этот факт засвидетельствовал Б. Данияр уулу, написавший в предисловии: «„Сборник стихов Касыма“ – первая книга, которая выходит на кыргызском языке. Для кыргызского народа, не имевшего письменной литературы и культуры, дар этой книги таким молодым поэтом, как Касым, поистине является большой удачей. Стихи, включённые в эту книгу, были написаны в 1921–1924 годах. Произведения, написанные в первые годы, относятся ко времени зарождения революционного движения в народных массах и являются агитационными. В то время агитация проводилась таким путём. Стихи, написанные позже, свидетельствуют об изменениях мировоззрения молодого поэта, столкнувшегося с различными явлениями жизни. Поистине, „человек – раб своего окружения“. Поскольку стихи Касыма были написаны в различные периоды, естественно они имеют разное содержание» [22, с. 9].

Репрессия Касыма Тыныстанова, обвинения касались, в том числе, и содержания «Сборника стихов Касыма», что надолго исключило первого киргизского профессора из истории киргизской культуры и литературы. Идеологической и литературной реабилитации поэта во многом способствовал и В. И. Шаповалов, став одним из инициаторов переиздания первого киргизского поэтического сборника с параллельным переводом на русский язык.

В. И. Шаповалов с глубоким проникновением в содержательно-образную структуру перевёл поэму Касыма Тыныстанова «Жаныл Мырза», написанную по мотивам народного эпоса. В интерпретации Касыма Тыныстанова народный эпос трансформировался в литературную поэму, с ярко выраженным лирическим началом в образе автора-повествователя:

Не лгу я песней. Средь людских забот

Мне не нужны богатства, юрты, скот,

Я людям ложь не выдаю за правду,

И кто не верит – пусть уходит тот,

В плену былого, я пою о том,

Что прежде было, в веке золотом,

А сколько было вправду золотом,

Кто знает? – это всё в пережитом.

У прошлого в грядущем смысл двойной.

Кто вспоминает прожитое счастье…

Но есть у прошлого и смысл иной.

Увы, воспоминанья вороша,

О чём болит, кровоточит душа? –

Две чаши на весах бегущей жизни,

Что взвесит память, горький суд верша?

Именно за это, вкупе с идеализацией прошлого обвинят Касыма Тыныстанова, приклеив ему ярлык буржуазного националиста.

В. И. Шаповалов переведёт поэму Касыма Тыныстанова «Жаныл-Мырза» в 1990 году – время распада СССР, прежних связей и поиска народами собственных путей развития. Драматический конфликт поэмы, приближающийся к трагическому пафосу, близок мироощущению В. И. Шаповалова того времени.

Свидетельством тому является его статья «Касым Тыныстанов как зеркало культурной революции», написанная в то время: «Во всяком случае, русская литература Кыргызстана сегодня фактически не существует, а её скорая и такая серенькая смерть показывает, во-первых, что культуру легко задушить – надо только лишить её воздуха, и, во-вторых, что монокультура – тоже нежизнеспособный организм. Я думаю, что и кыргызская литература пройдёт через мучительное состояние безвременья и умирания, прежде чем возродится к жизни – но уже в других поколениях, в другой истории, с другим нравственным опытом» [23, с. 69].

Лики различных культур представлены в книге «Странствия. Поэзия Азии, Европы и Америки в переводах В. И. Шаповалова» [24]. При этом сам переводческий дискурс представляет взаимодействие различных культур. Например, стихотворение из «Диван лугат ат-турк» Махмуда Хуссейна ал-Кашгари засвидетельствовало пересечение кочевой (тюркоязычной) и оседлой (арабоязычной) культур.

Книга структурирована автором по алфавитному принципу, что, видимо, должно подчеркнуть равноправие разнообразных культур. Таким образом, в переводческом багаже В. И. Шаповалова представлены: Англия, Армения, Беларусь, Болгария, Германия, Греция, Грузия, древнетюркская поэзия, еврейская поэзия, Испания, Казахстан, Осетия, Польша, США, Таджикистан, Узбекистан, Украина, франкоязычная поэзия Канады, Франция.

В. И. Шаповалов – представитель российской школы перевода – открыт мировым культурно-эстетическим традициям, лишён чувства провинциализма и не боится вступать в поэтическую перекличку с поэтами разных времён и стран.

Стихотворение Поля Верлена «Осенняя песня» переводили многие поэты и переводчики, среди них известные: Ф. Сологуб, В. Брюсов, М. Волошин, А. Ревич, А. Гелескула, Андоэ Гала, Н. Минский, М. Мримская.

Вспомним и сравним ставший хрестоматийным вариант В. Брюсова (слева) и интерпретаци В. И. Шаповалова (справа):

Очевидно, что ритмическая и фонетическая организация приведённых переводов разная. В оригинале стихотворения Поля Верлена большую роль играет звукопись. В этом отношении перевод В. И. Шаповалова более «изощрён». Удачные аллитерации создают ритм текста и выражают, в данном случае, мироощущение переводчика. Однако, как нам представляется, ритмически и содержательно перевод В. Брюсова ближе к элегической интонации оригинала. Перевод В. Брюсова соответствует мироощущению декаданса в русской литературе рубежа XIX–XX вв. Перевод В. И. Шаповалова, выполненный на рубеже XX–XXI вв., в эпоху постмодернизма, выражает дальнейшую индивидуализацию и игровое начало поэтического сознания.

Как бы там ни было, попытка переводческой интерпретации В. И. Шаповалова говорит не только о его смелости, но и осознании своей поэтической самодостаточности и профессионализма.

Переводы В. И. Шаповалова свидетельствуют о широком культурологическом и поэтическом кругозоре автора, владении им поэтикой восточного и западного стиха. Вместе с тем, они глубоко индивидуализированны и творчески интерпретированны, согласно мироощущению переводчика.

Научная деятельность, оригинальное творчество и переводческие интерпретации выражают мироощущение творческой личности, сформировавшейся и воспитанной на классической культуре, трансформации которой на исходе XX века приводят к ощущению кризиса и исхода – основного пафоса художественного мира В. И. Шаповалова.

Ч. Т. Айтматов и С. И. Липкин в предисловии к «Избранным» В. И. Шаповалова писали: «Сегодня говорить об этой книге – значит говорить обо всей поэзии Вячеслава Шаповалова, настолько точно он нанёс на белый лист под одной обложкой всю линию своей поэтической жизни. Эта книга о нём, но куда больше – о беззащитном старении культуры XX века. И то, что поэзия наполнена реалиями совершенно иного мира, упрятанного за высокими горами, ещё более резко оттеняет её смыслы: наверное, это своеобразный плач по культуре» [16].

Жизнь и творческая деятельность В. И. Шаповалова прошли меж двух культур – «арчой и ракитой»; пришлась на время перемен – распада государств и потери связей, переосмысления традиционных культурных ценностей предыдущих эпох.

Вместе с тем, сам В. И. Шаповалов всю свою деятельность посвятил:

– изучению теоретических основ переводоведения, тем самым способствуя диалогу и пониманию разных народов;

– осмыслению истории национальной литературы в переводческом дискурсе, способствуя созданию научных концепций стадиального развития киргизского этноса;

– анализу поэтики киргизского стиха и возможностей его трансляции на русский язык;

– созданию своих поэтических миров, запечатлевающих традиции мировой культуры, их трансформации на рубеже тысячелетий, тем самым внося свой вклад в её сохранение;

– переводу произведений писателей разных стран мира на русский язык, участвуя в диалоге и взаимообогащении литератур Азии, Европы и Америки.

Таким образом, вся жизнь и творческая деятельность Народного поэта Кыргызстана Вячеслава Ивановича Шаповалова прошла в диалоге различных культур, который продолжается и сегодня.

ЛИТЕРАТУРА

 1.      Шейман, Л. А. «Последний герой»? Несколько слов об авторе этой книги [Текст] // Шаповалов, В. И. Контексты перевода [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек, 2004. – С. 9–10.

2.      Шаповалов, В. И. Стих современной киргизской поэзии: Сравнительно-типологическое исследование: автореф. дисс. на соиск. уч. степ. к. филол. н.: [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе, 1981.

3.      Шаповалов, В. И. К вопросу об аксиологической характеристике киргизского стиха [Текст] // Труды Киргизского гос. ун-та. – Филол. науки. – Вып 19. – Сер.: Вопросы поэтики, 2. – Фрунзе, 1976. – С. 128.

4.      Шаповалов, В. И. Киргизская поэзия в русских переводах (30–50-е годы). Методология. История. Стихотворная поэтика: автореф. дисс. на соиск. уч. степ. докт. филол. н. [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек, 1993.

5.      Шаповалов, В. И. Соло на два голоса. Киргизская поэзия в русских переводах [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Vesta, 1998. – 425 с.

6.      Шаповалов, В. И. Контексты перевода: Статьи разных лет [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Просвещение, 2004. – 408 с.

7.      Дар. Статьи и материалы о творчестве Вячеслава Шаповалова [Текст] / Сост. Е. Г. Колесников, С. Г. Суслова; Отв. ред. акад. В. М. Плоских. – Бишкек: Турар, 2007. – 232 с.Шаповалов, В. И. Язык переводческой науки: Учебная энциклопедия. Словарь терминов транслатологии: В 2-х т. [Текст] / В. И. Шаповалов.– Бишкек, 2015.

8.   Шаповалов, В. И.  Язык переводческой науки: Учебная энциклопедия. Словарь терминов транслатологии: В 2-х т. [Текст] / В. И. Шаповалов.– Бишкек, 2015.

9.    Шаповалов, В. И. Купол неба. Стихи [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе: Кыргызстан, 1976.

10.    Шаповалов, В. И. Кочевье. Стихотворения и поэмы [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе: Кыргызстан, 1979.

11.    Шаповалов, В. И. Восходят травы. Поэмы. Лирика [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе: Кыргызстан, 1982.

12.     Шаповалов, В. И. Прощание с журавлём. Лирика. Поэма [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе: Мектеп, 1987.

13.    Шаповалов, В. И. Рождение манасчи. Поэма [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Кыргызстан, 1995.

14.    Шаповалов, В. И. La naissance d’une-manastchi / Pres. et transcr.: R / Dor; Trad. G. Imart [Текст] / В. И. Шаповалов. – Paris, 1995.

15.    Шаповалов, В. И. Заложник. Книга стихов [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Vesta, 1997.

16.    Шаповалов, В. И. Избранное: Том 1. В азийском круге. Лирика. Поэмы [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Архи, 2003.

17.    Шаповалов, В. И. Чужой алтарь [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Турар, 2011.

18.    Шаповалов, В. И. Евроазис [Текст] / В. И. Шаповалов. – М.: Воймега, 2017.

19.    Шаповалов, В. И. Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений [Текст] / В. И. Шаповалов. – М.: Русский Гулливер, 2021.

20.    Шаповалов, В. И. Чужой алтарь [Текст] / В. И. Шаповалов. – Бишкек: Турар, 2011.

21.    Шаповалов, В. И. Арчовый костёр. Переводы киргизской поэзии [Текст] / В. И. Шаповалов. – Фрунзе: Адабият, 1989. – 124 с.

22.    Тыныстанов, К. Касым ырларынын жыйнагы. Книга стихов Касыма [Текст] / А. Ч. Какеев, В. И. Шаповалов. – Бишкек: КГНУ, 2001.

23.    Шаповалов, В. И. Касым Тыныстанов как зеркало культурной революции [Текст] // Касым Тыныстанов и отечественная культура в истории XX века: Материалы юбилейн. науч. конф., посв. 100-летию К. Тыныстанова. – Бишкек, 2001. – С. 62–69.

24.   Шаповалов, В. И. Странствия поэзии Азии, Европы и Америки в переводах Вячеслава Шаповалова [Текст] / В. И. Шаповалов. – М.: Бишкек, 2002.