Русский язык и литература в школах Кыргызстана"

Русский язык и литература в школах Кыргызстана"

Официальный сайт журнала "Русский язык и литература в школах Кыргызстана"

Л. Ф. Илеева. «Сквозь воздух мечты и вечности…»  (Письма О. М. Мануйловой к  А. М. Жмаеву)

 

Истинные люди искусства

являются творцами человеческого счастья,

стоят за мир и делают мир прекрасным.

                                                                                                             О. М. Мануйлова

 

Замечательный скульптор Ольга Максимилиановна Мануйлова (1893–1984)  более 40 лет  прожила в Киргизии. Для этой страны она работала, стараясь сделать жизнь лучше, красивее. Ольга Максимилиановна была человеком активной жизненной позиции и принадлежала к числу тех интеллигентов, которые самоотверженно отдавали свой талант, свою жизнь во имя высоких целей, в осуществление которых свято верили.

 

Ольга Максимилиановна Мануйлова (Тихомирова) родилась 30 октября 1893 года в Нижнем Новгороде. Отец – военный врач, доктор медицины, микробиолог. Мать происходила из дворянской семьи. Именно благодаря ей Ольга Максимилиановна свободно говорила на французском и немецком языках.

 

Семья Тихомировых часто жила за границей, переезжая из одной страны в другую (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Польша). Некоторое время Тихомировы жили и в Средней Азии, куда отец Ольги получил назначение в 1907 году (он работал в госпиталях Самарканда и Ташкента). Четырнадцатилетнюю девочку поразила азиатская экзотика, она много путешествовала верхом, внимательно наблюдая за окружающей природой, бытом и нравами живущих здесь людей.

 

С детства Ольга увлекалась лепкой и рисованием. После успешного окончания гимназии она поехала в Германию и училась в частных школах Мюнхена у известных скульпторов Хофштедтера и Шверегле, слушала лекции Вельфлина по истории искусства и по анатомии у профессора Молье. Позже Ольга поступила в знаменитое Московское училище живописи, ваяния и зодчества на скульптурное отделение, училась в классе скульптора Волнухина. В этом же училище примерно в то же время недолго учился В. В. Маяковский. Здесь она встретила и своего будущего мужа – скульптора Аполлона Мануйлова.

 

В 1920 году Ольга Максимилиановна, спасаясь от голода и бытовых невзгод, вместе с мужем и маленькой дочерью Мариной приехала в уже знакомую ей Среднюю Азию. Обосновались в Ташкенте. Ольга Максимилиановна работала в трудовой школе, обучая узбекских девочек рисованию. Но в 1923 году было принято решение переехать в Крым из-за тяжелой болезни мужа, нуждавшегося в мягком климате.

 

В судьбе Ольги Максимилиановны было много поворотов. Ей довелось быть и сестрой милосердия (в Первую мировую войну), и библиотекарем, и экскурсоводом (в Ясной Поляне), и учителем лепки, и оформителем, но она всегда оставалась верна своему предназначению − быть скульптором.

 

В 1926 году супруги Мануйловы работали в мастерской Адмиралтейства в Ленинграде, изготавливая по чертежам модели военных кораблей разных стран. Ольга Максимилиановна подготовила две большие военные панорамы. Она лепила портреты моряков в военной форме разных стран и полгода провела на корабле в море.

 

Ольга Максимилиановна принимала участие в скульптурном оформлении Дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне (1932). Она создала несколько скульптурных портретов, в том числе и портрет Софьи Андреевны, жены писателя. К сожалению, эти работы Мануйловой были уничтожены в годы Великой Отечественной войны, когда Ясная Поляна была занята немцами.

 

В 1938 году скульптор работала над оформлением павильона Узбекской ССР на ВДНХ (Выставка достижений народного хозяйства) в Москве. Ею были созданы две скульптуры: «Поливальщик», «Сборщица хлопка», позже − скульптура «Дударист», которой Ольга Максимилиановна очень дорожила. Скульптуры были выполнены в цементе, покрытом патиной[1], и были довольно большими, высотой в 3,5 метра. Кроме скульптур ею был создан и барельеф площадью 160 м2.

 

«Времена не выбирают…»[2]. Ольге Максимилиановне досталось время перемен, время пятилеток. И со всем присущим ей энтузиазмом она создавала скульптуры, которые демонстрировали силу человека, его уверенность в завтрашнем дне.

 

В Киргизию О. М. Мануйлова приехала в 1939 году – здесь был объявлен конкурс на лучшее скульптурное изображение Токтогула. Она увлеченно собирала материалы о герое будущего произведения, жила в юрте, знакомилась с родными Токтогула. В Москву Ольга Максимилиановна увезла наброски, эскизы и яркое впечатление о людях и природе республики. Она создала макет памятника Токтогулу и привезла его во Фрунзе. Ее работа победила в конкурсе, но, что важнее всего, понравилась дочери Токтогула сходством с оригиналом. Памятник, к сожалению, так и остался макетом. Но с тех пор жизнь Ольги Максимилиановны была уже прочно связана с Киргизией.

 

Она одной из первых в республике стала создавать монументально-декоративную скульптуру, портреты, мелкую пластику. Обучала искусству ваяния молодых скульпторов.

 

Ольга Максимилиановна была чрезвычайно трудолюбивым человеком и очень много сделала для республики. И сегодня столицу Кыргызстана украшают такие ее работы, как барельеф «Советская конституция» (1941) на фронтоне бывшего Дома юстиции, памятник генералу И. В. Панфилову (1942), за который она была удостоена звания «Заслуженный деятель искусств Киргизской ССР» (1943), Дева Газводы в павильоне на площади Ала-Тоо, скульптурные композиции на фронтоне Театра оперы и балета (1952−1955).

 

По проектам Мануйловой были установлены памятники Джоомарту Боконбаеву, Тоголоку Молдо, Мураталы Куренкееву. Ее вершинные произведения – «Портрет народной артистки СССР С. Кийизбаевой» (1952) и «Молодой киргиз» (1955).

 

Ольга Максимилиановна создавала скульптурные портреты не только известных людей Киргизии, но и простых, рядовых тружеников. Она стремилась оставить в своих творениях память о людях, которые развивали культуру страны, славили ее, которые самоотверженно трудились на благо своей Родины.

 

Работы Ольги Максимилиановны украшали дома культуры и учебные заведения. Некоторые из этих работ сохранились. Так, в музее бишкекской средней школы № 64 есть созданная ею скульптура героя военных лет генерала Д. Карбышева, а в одной из школ города до сих пор хранятся «неандертальчик» и «питекантропик», которых она слепила для наглядного обучения детей.

 

Она редко отказывалась от просьб о помощи. Сколько людей благодарны ей за память о родных людях, навсегда запечатленных в глине и камне!

 

Деятельность Ольги Максимилиановны была удивительно плодотворной. Ею создано свыше 600 скульптурных произведений. К сожалению, не все макеты, скульптуры, которым она отдавала много сил и времени, стали памятниками, получили новую, такую нужную горожанам жизнь. Но это не ее вина.

 

О. М. Мануйлова была общественным человеком. Вокруг нее всегда были люди. Ее мастерская была местом паломничества всех тех, кто интересовался искусством. Она учила и опекала молодых художников, занималась с детьми, которых ласково называла «вундеркиндики».

 

Как только предоставлялась возможность, Ольга Максимилиановна со всех трибун призывала строить художественные школы, центры для детей. Она твердила о том, что нужно сажать сады, делать фонтаны, заботиться о чистоте улиц, беречь культурные памятники. Ее призывы актуальны и сегодня, как и мысли о том, что искусство украшает жизнь человека и делает ее лучше, что у каждого человека должна быть активная гражданская позиция.

 

Л. А. Шейман говорил об Ольге Максимилиановне, как об «одной из живых достопримечательностей города в ряду плеяды русской и киргизской творческой интеллигенции 50-х, 60-х годов». По его мнению, «одна из черт художнического облика Мануйловой – поэтический, одухотворенный реализм, видение мира “сквозь воздух мечты и вечности”»[3].

 

Работы О. М. Мануйловой сегодня находятся в различных музеях: Военно-морском музее в С.-Петербурге, Музее-усадьбе Л. Н. Толстого в Ясной Поляне, Музее антропологии, Государственной Третьяковской галерее, Государственном музее искусств народов Востока, Музее Революции в Москве и в Кыргызском государственном музее изобразительных искусств, а также в Доме-музее О. М. Мануйловой[4].

 

Она была удостоена звания Народного художника Киргизской СССР, награждена орденом Трудового Красного Знамени и орденом «Знак Почета», медалью «За доблестный труд», Почетными грамотами Верховного Совета Киргизской ССР. И всё же эти награды далеко не соотносятся с тем вкладом, который она внесла в культуру Киргизии.

 

*          *          *

Ниже мы публикуем письма Ольги Максимилиановны, датируемые 1978−1982 годами. В них не только в новых гранях раскрывается ее удивительная, творческая личность, но и предстают, живо и ярко, некоторые страницы нашей истории, те или иные культурологические факты и события, свидетелем или участником которых она была.

 

Возможно, сегодняшнему читателю покажется немного наивной пафосность отдельных высказываний автора. Но стиль писем отражает время. Важно другое − искренность автора, трогательная влюбленность в красоту окружающей природы, гуманность, неравнодушие…

 

Несколько слов об адресате писем О. М. Мануйловой – Алене Михайловиче Жмаеве (1934–1987).

 

Писатель, педагог, искусствовед, кандидат филологических наук. Кандидатскую диссертацию защитил в ЛГПИ им. А. И. Герцена (Ленинград), там же и преподавал в 1967−1971 годах. Был уволен из института и исключен из КПСС за хранение антисоветской литературы. Работал учителем литературы в школе в Комсомольске-на-Амуре, учителем рисования в Харькове.

 

В те годы, когда Ален Михайлович вел переписку с Ольгой Максимилиановной, он преподавал в Ошском пединституте (Киргизия). В России тогда он не имел возможности устроиться на работу из-за отрицательной характеристики, которую получил при увольнении. В Ошском пединституте был авторитетным преподавателем, любимцем студентов, во многом благодаря широкой эрудиции, образованности, педагогическому таланту. После доноса, в котором раскрывались некоторые факты его биографии, вынужден был уволиться.

 

Трагически погиб в 1987 году в селе Полищи Окуловского района Новгородской области, где работал преподавателем литературы в школе и писал докторскую диссертацию.

 

Ален Михайлович писал повести и рассказы, но они не были опубликованы при жизни автора. Родные посмертно издали его книгу «Туда и обратно: Ретроспективный дневник»[5] (1995 г.) − талантливое повествование автора о себе и о времени, в котором ему довелось жить.

 

В конце 70-х − начале 80-х годов А. М. Жмаев сотрудничал с журналом «Русский язык и литература в киргизской школе», публиковал рецензии о спектаклях Русского драматического театра (г. Фрунзе). До сих пор не утратили актуальности его статьи по методике преподавания русской литературы в школе и об использовании на уроках литературы произведений изобразительного искусства[6].

 

В 1978–1982 гг. Ален Михайлович готовил к публикации воспоминания Ольги Максимилиановны, поэтому часто с ней встречался, переписывался. Так появилась книга: «Мануйлова О.М. Страницы воспоминаний: мемуары»[7].

 

 

Письма О. М. Мануйловой А. М. Жмаеву[8]

 

***

Дорогой Ален Михайлович!

<…> Когда Вы опять припорхнете в наш зеленый город? Он так красив – все зеленеет, цветет. Вот только горожане становятся все мещанистее <…>.

 

Тружусь над бюстом Скрябина, Осмонова и др. Перечитываю стихи Осмонова – хороший был он человек – и людей, и природу любил. И умер 35 лет от туберкулеза. Когда же все человечество станет изучать мудрость и красоту природы для здоровья и разумной жизни, а не изобретать отравы, яды <…> и создавать алкоголь, наркотики, табак для гибели людей. Хилых, больных, зажиревших, изнеженных, скучающих от безделья и преступников становится все больше и больше: работать не хотят – сидят у телевизоров или пьют, курят, глотают наркотики <…>. Спартанцы были умнее <…>.

 

Чем я могу быть Вам полезной? Я только и могу существовать, когда я выполняю что-то нужное <…>.

 

Жду появления волевого, гуманного, здорового, сильного, красивого человека, который позвал бы все человечество в мир разума и красоты природы, а не в мир бесчеловечности, жестокости, тупости и уродства!

 

Шлю Вам листики, в них − чудо красоты, гармонии, геометрии, архитектуры, доброты и разума. (15.04.78)

 

***

<…> Вчера в нашем Художественном музее было большое собрание художников пленума правления по вопросам развития киргизского монументального искусства, часов пять шли выступления о том, как украшать большими скульптурами город. Ну и я сказала коротко и ясно, что нужны для детей фонтаны в школах и детских садах, что не надо переименовывать улицы, а надо устанавливать большие барельефы тех людей, которые жили на данной улице, чтобы горожане знали о них не только по наименованиям улиц. На этот пленум приехали скульпторы, художники из многих городов Киргизии <…>.

 

Цветет сирень, яблони, вишни, ландыши – все благоухает.

 

Долепливаю Скрябина. Жду фотографий от его сына – послала ему письмо. Мировые события волнуют. Вместо <…> нейтронной бомбы пришли бы к нам на нашу сказочно чудную планету мудрые люди, которые призвали бы все страны к мирному труду; труд и земля дают нам все: питание, тепло, и все, что нам надо для жизни. Каким должен быть человек, чтобы жить без войн? Трудолюбивым, здоровым, красивым <…>. Культ богатства, удобств, комфорта и изнеженности  погубит людей! (22.04.78)

 

***

<…> В нашем саду сирень (отцветает), ирисы, «белой акации гроздья душистые», аквалегии-водосборы, одуванчики. И я совершенно очарована природой – ее разнообразием, гармонией, мудростью, щедростью, добротой – и все больше и больше страдаю – возмущаюсь и ненавижу злобу, тупость людей, которые из-за культа денежных богатств, удобств, изнеживающего безделья стремятся к войнам!..

Вместо вилл для избранных строили бы Дворцы пионеров!..

Детки, как полагается, приходят, лепят, рисуют и даже формуют.

Я так восхищаюсь мудростью природы и боюсь, что человек все больше от нее уходит… (08.05.78)

 

***

<…> Я помню свое детство в Самарканде – в нашем саду был свой небольшой пруд. И до покрытия его зимним льдом я купалась в нем – закалялась. Вот так и теперь – бассейны, фонтаны должны войти в жизнь всех детей для закалки. А дома, жилые, надо строить во всех среднеазиатских городах так, чтобы был сад, окруженный жилыми корпусами. А в саду были бы и цветники, и фонтаны, и зелень – без шумов автомобилей и без запахов ядовитых газовых отходов <…>.

 

Как прошел просмотр конкурсных проектов памятников Скрябину, я еще не знаю. Я много раз участвовала в конкурсах – были и удачи, и провалы. Из всех конкурсов были удачи – монумент Панфилову, три группы на Театре оперы… памятник Тоголоку Молдо, «Дева Газводы», но, конечно, провалов было больше. Ну я опять заболталась – один глаз смотрит на телеэкран, второй глядит на это письмо. И так удивительно – показывают Станиславского, Мейерхольда и других артистов Художественного театра, с которыми я была знакома в 1914−1919 г. (13.05.78)

 

***

<…> Весна у нас чудная – все зелено, цветет, тутовник уже поспел <…>. Для музея имени Фрунзе по просьбе директора пишу воспоминания, как в 1919−1920 мы с мужем и годовалой Мариной ехали в Ташкент, а кругом шла война с белыми, басмачами, тифами, холерой. На моих глазах все так меняется! Хочется, чтобы в будущем нашей всей планеты было больше светлой радости, добра, мудрости, красоты – а не дряблой изнеженности, мещанства, культа денег, комфорта и другой дребедени… Чем дольше я живу на земле, тем больше восхищаюсь, восторгаюсь и преклоняюсь перед мудростью Природы!   (04.06.78)

 

***

<…> 30 мая в Москве умерла жена моего дяди М. А. Цявловского – известного пушкиниста. Татьяна Григорьевна 40 лет изучала архивы и нашла десятки рисунков Пушкина. Готовила к изданию большой альбом со всеми рисунками Пушкина, найденными ею. 31 мая на экране телевизора мы слушали Т. Г., видели ее и рисунки Пушкина и через несколько дней узнали, что Татьяна Григорьевна ушла из жизни. А 13 марта в Москве умер мой муж − скульптор Аполлон Александрович.

 

Так много печали… и горя… (13.06.78)

 

***

<…> Мы совершенно изнываем от жары без дождей. Ясно – я поливаю вечером шлангом наш садик – и цветочки за это мне улыбаются и подымают свои головки <…>.

 

В газете «Правда» от 9/VIII помещена очень интересная статья – «Я живу на Большой Красной Пресне». Там, где жил Маяковский в 1913–15 гг., организован Музей-квартира В. В. Маяковского. И я написала туда директору музея и шлю свои воспоминания  (20 страниц), т.к. забыть встречи с ним я не могу. Плакаты и карикатуры окон РОСТА мы, художники, всегда с интересом смотрели. А потом, в 1920−23 гг., под влиянием рисунков Маяковского в далеком Ташкенте тоже создавали и плакаты, и карикатуры по борьбе с кулачеством, басмачами и белобандитами.

 

<…> Друзей много, и я не бываю одна. И работ, которые надо спешно кончать и формовать, тоже много. Все форматоры заняты: в горах у новой плотины сооружают голову Ленина величиной 14 метров! И гипса в Союзе художников в Художественном фонде нет. С трудом добываю гипс и формую мелкие свои работы – все мы готовимся к выставкам к 100-летию г. Фрунзе. (12.08.78)

 

***

<…>Привет из нашего города! Так обидно, что среди обитателей столько безразличных людей – к зелени и чистоте города… Во время войны в здании университета был организован госпиталь для больных и раненых. Моя младшая дочка Оля работала там медсестрой. (Открытка в конверте с письмом от 12.08.78)

 

***

Многоуважаемый Ален Михайлович!

День юбилея[9] никак не определят <…>. Весь город все время перерывается, перестраивается. Старое рушится – новое растет.

 

Ну а мы, художники, кипим в спешке и волнениях. На днях была открыта выставка в Художественном музее к 100-летию города. До открытия выставки ко мне в мою мастерскую хотели прийти художники и отобрать работы,  но так и не пришли,  и ни одной моей работы на выставке не было, хотя я работаю в г. Фрунзе 39 годиков и в запасниках музеев десятки моих работ на киргизские темы. Ну а я все время тружусь и для школьных музеев, и для исторического, музея Фрунзе, и для своей беспокойной души <…>. (23.10.78)

 

***

<…> Выставка к 100-летию города открылась в музее. Непонятно, почему ни одной моей работы не выставили, хотя в запаснике музея много моих работ – бюсты знаменитых киргизских акынов, писателей, которые я лепила с натуры в течение 39 лет моей работы в Киргизии <…>.

 

Я все время тружусь. Для музея Фрунзе сделала и отлила 10 экземпляров небольшого барельефа Фрунзе (размер 12 см), очевидно,  в Музее этот барельефик будут отдавать на память гостям-посетителям. Для нашей соседней школы сделала небольшие бюсты летчика, который учился в этой школе, а потом погиб от катастрофы во время полета. И было ему всего 24 года. Вот пришел его отец с фотографиями своего сына (Геннадия Воронова), и я вылепила бюст и для школьного музея, и отцу. Вообще работать по фотографиям трудно, но… такая у нас грустная специальность – лепить тех, кого уже нет, по просьбе родных. (06.11.78)

 

***

Дорогой Ален Михайлович!

Давно не было от Вас вестей. Так все беспокойно <…>. Как Вы перенесли землетрясение? Мне приходилось переживать эти сюрпризы нашей планеты: в 1908 в Самарканде и в 1927 г. в Крыму <…>.

 

Погода у нас добрая – солнышко греет. Я леплю небольшой бюст Фетисова, который лет 80 тому назад по своей инициативе озеленил наш город Пишпек, который только вошел в жизнь. Фетисов засадил бульвар Дзержинского, Карагачевую рощу и Дубовый сад. Все (и я!) считаем, что Фетисов заслужил свой памятник. Но в нашем Центральном архиве имеются всего две его небольшие фотографии <…>. (08.12.78)

 

***

<…> Наш город отмечал 50 лет Чингиза Айтматова. В Художественном музее открылась очень интересная выставка книг Ч. Айтматова, сотни иллюстраций, картин на тему его произведений. Народу было тысячи – известные писатели, историки, сам Чингиз Айтматов. В Театре оперы и балета был концерт <…>.

 

Я продолжаю работать над небольшим бюстом Фетисова <…>. (17.12.78)

 

***

<…> читаю очень интересные два тома – Воспоминания-дневники Софьи Андреевны Толстой – жены Льва Николаевича. Описывается жизнь семьи Толстого в Ясной Поляне, а я ведь в 1931−36 гг. там жила, водила экскурсии и лепила бюсты ударников шахтеров и крестьян. Была знакома со старшим сыном Толстого – Сергеем Львовичем. Читаю и, как в чудной сказке, снова попадаю в Ясную Поляну. Вы ведь знаете, что немцы в 1945 г. хотели взорвать всю усадьбу-музей Ясная Поляна, но не успели. А все мои 8−9 бюстов скинули со второго этажа и уничтожили их (и фотографий их нет!).

 

Леплю бюст Фетисова, который в конце XIX века озеленил город Пишкек – пыльный городок – теперь город Фрунзе. Я считаю, что Фетисову надо поставить памятник, бюст, чтобы все знали этого энтузиаста, превратившего город Пишпек в один из самых зеленых городов СССР. Но… беда. До сих пор имеется только одна его фотография. Ищу еще…

 

Леплю бюст Робаровского – друга Пржевальского, который совершал с ним путешествия по Средней Азии, по Монголии и по Китаю. И тоже пока еще нет у меня четких, хороших фотографий. Может быть, они у Вас имеются? (31.12.79)

 

***

<…> В городе Фрунзе с 1947 г. живет и работает творчески архитектор Е. Г. Писарский. Он создал в Киргизии более 200 зданий, многие очень красивые, украшают наш город. Он так много трудится, что поражаешься, сколько он создал. В декабре отмечалось его 60-летие. И он в Художественном салоне открыл выставку своих произведений по живописи – такие чудесные пейзажи гор, озер, рек в акварели, но есть картины, написанные масляными красками. Всего 89 работ, но из-за небольшого помещения много работ осталось дома. Я написала в газету заметку о двух выставках – и ее поместили (немного сократив), считаю, что следует издать альбом с фотографиями архитектурных зданий Писарского. Все выставки мелькнут на короткое время и исчезают <…>. (14.01.79)

 

***

<….> Сегодня день выборов депутатов. Я к этому дню написала восемь страниц послания всем депутатам, чтобы они смело и решительно боролись со всеми темными сторонами жизни… и подписала свою фамилию, адрес и номер телефона. Может быть, меня посадят за это? Я обитала и на военных кораблях, и в юртах, и под открытым небом, и в сарайчиках, и на ледоколе Ермак – а вот в тюрьмах еще не жила. Но без любимой работы я не могу существовать!..

 

Я все еще работаю над бюстом Фетисова <…>

 

И леплю для 10-й школы – для ее историко-археологического школьного музея (по просьбе организатора музея Н. Д. Черкасова) три небольших головки страшненьких неандартальчика и питекантропика по фотографиям бюстов известного антрополога Герасимова. Ну, конечно, пишу отклики на газетные статьи <…>. (04.03.79)

 

***

<…> За мои 85 годков существования на нашей земле я многое забыла, но главные события жизни, конечно, помню <…>. Но чтобы описать мое прошлое, самое хорошее было бы, чтобы рядом были Вы и все мои старые дневники <…>.

 

На последней странице описывается уход из жизни Маяковского – 1930 г. С тех пор прошло 49 лет – почти полстолетия! А этот период жизни интересует Вас? В 1919−20 мы с мужем были командированы в Ташкент, в 1924 (проработав художниками 4 года) поехали в Крым. В 1927 г. после крымского землетрясения поехали в Москву. В Москве работы по скульптуре не было. Поехала в Ленинград. Там я работала в Военно-морском музее – делала модели военных кораблей, лепила бюсты моряков в Кронштадте, плавала на военном корабле «Минный Заградитель» по Балтийскому морю – выполнила скульптурную группу для военного музея. С 1931–1936 г. работала скульптором и экскурсоводом в Ясной Поляне (в 1944−45). Немцы скинули со второго этажа «Ясной Поляны» все мои работы. В 1936−37 г. работала в Кисловодске – сделала там два фонтана. До 1939 г. работала в Москве, а в 1939 г. поехала по командировке в г. Фрунзе и тут все время работаю. У Вас, наверное, имеется моя монография, написанная искусствоведом- художницей Еленой Варнавовной Нагаевской. Монография издана в 1965 г. С тех пор прошло 14 лет. За это время я много больших и небольших (сувениров, бюстов, барельефов) сделала <…>.

 

В Киргизии я живу и работаю почти 40 лет. Мои работы установлены главным образом в городе Фрунзе. Но имеются они и в Пржевальске, и на вершинах гор. Многие мои ученики стали известными скульпторами, художниками. (16.03.79)

 

***

<…> Наша планета миллиарды лет вращается точно, по расписанию. И чем больше я созерцаю жизнь нашей планеты и всего мироздания, тем больше восхищаюсь мудростью и красотой! И… огорчаюсь наукой и техникой Человека. Тружусь по мере сил: леплю бюст Робаровского – спутника, друга Пржевальского для Исторического музея <…>. Пржевальский и Робаровский объездили всю Среднюю Азию, и фотографирование уже было открыто – чудо конца XIX века и начала XX в.

 

Вчера ко мне пришло много друзей, скульпторов, художников, писателей всех возрастов,  ведь я тут, в г. Фрунзе,  уже обитаю, леплю и обучаю молодежь 40 годиков. И работ в моей мастерской скопилось несколько сотен. Я, может быть, уже отсталый художник и не понимаю красоты и мудрости абстракции! Но друзей у меня много – и это меня радует: в каждом человеке, в каждой букашке, в каждом листике, цветочке, в дереве, в птичке, в луне, в звездах я чувствую чудо!

 

Подарили мне редкую книгу о Рерихе – прекрасная книга! И я в прошлом много путешествовала и по горам, морям, по степям, городам. Бывала я и пещерным жителем, и знакома с современной цивилизацией, которая изнеживает людей, превращая их в скучающих белоручек. Вчера, ожидая гостей, я решила починить табуретку – нашла в своих плюшкинских сарайчиках собранные мною доски и с радостью пилила, строгала, прибивала гвоздями: столярничать я очень люблю; вспоминаю 1928−29 годы, когда в Военно-морском музее и в Адмиралтействе Ленинграда я сооружала модели военных кораблей. И когда я вижу скучающих от безделья детей, школьников и более старшего возраста молодежь – мне страшно становится за их будущее <…>. Труд – это радость. (31.10.79)

 

***

<…> У меня живут очень славные молодые друзья – Гульджамал, художница по народному творчеству, она чудесно вышивает, ткет, рисует, и молодой паренек из г. Ош – приехал сдавать экзамен в Художественное училище и опоздал… Я написала письмо в Союз художников г. Ош – Хейдзе, Бейшенову, Жалиеву, Аманову, Асранкулову − с просьбой помочь этому мальчику Омурбеку Саликулову готовиться к экзаменам в 1981 году для поступления в Художественное училище <…>.

 

Ну а мы? Мы как всегда живем шумно, людно − ребятишки–вундеркиндики прибегают, лепят, рисуют. Даже экскурсии солдат ко мне приходят. Я тружусь: леплю и пишу призывы в газеты бороться со всеми темными явлениями жизни <…>. (27.08.80)

 

***

<…> Вылепила небольшой барельеф молодого кубинца с очень интересным лицом: его мать − испанка, а дедушка был японец. В г. Фрунзе очень много молодежи из всех стран нашей великой планеты – они тут обучаются в высших учебных училищах. Имя кубинца – Парфирий. Один отливок в гипсе я подарю Парфирию, а второй оставлю себе. (08.12.80)

 

***

<…> Хромаю от ушибов колен. Никуда даже из своего «Зеленого имения» не выхожу, но руки мои работают − обучаю лепке, рисованию и формовке молодежь и детей – и читаю, и днем и ночью, только хорошие, умные книги <…>. Читали ли вы чудную книгу Коненкова «Мой  век» (1971 г., издательство политической литературы, 366 стр. и много очень хороших фотографий его работ, друзей и самого Коненкова)? Для меня Коненков – идеал – такой труженик – до 97 лет трудился. Я была когда-то в Москве в его мастерской – видала много его работ. (Вы, наверное, знаете, что он предсказал мне по моей детской работке, что из меня получится скульптор.) В его книге «Мой век» упоминается очень много знакомых моей юности. Ведь Коненков учился в Училище живописи, ваяния и зодчества, где преподавал известный скульптор Волнухин, и я, когда училась там в 1913−1917 г., обучалась у Волнухина – был он такой симпатичный, добрый человек – и мы, его ученики, будущие скульпторы, называли его «Тятька»!..

 

Вчера для телевидения даже фотографировали в моей мастерской скульптора Садыкова, меня и мои работы. (Я не очень люблю, когда меня снимают.) Я считаю: лучше бы, чтобы в детских садах, и в школах, и скверах устанавливали фонтаны по моим эскизам, чтобы во всех школах шире и глубже преподавались лепка, рисование, ручной труд, чтобы не было скучающих от безделия ребят. (21.04.81)

 

***

<…> Мало у нас открыток города – а город растет, но грустно: иногда ломают старые здания, которые сохраняют историю города. (Открытка с письмом от 21.04.81)

 

***

<…> Я не одна … Ко мне как всегда приходит молодежь – лепят, рисуют… Из Москвы одна моя хорошая знакомая, преподавательница игры на фортепиано, просит создать для нее образ древнего Орфея скульптурой−барельефом. Приезжайте к нам! Эта зима − чудо! Так тепло, светло! (10.01.82)

 

***

<…>Привет из нашего молодого г. Фрунзе! На моих глазах город так меняет свой облик! Я помню: улица Советская была застроена глинобитными мазанками, страшненькими хибарками, а теперь появились многоэтажные штампованные «коробки». Два барельефа большущего размера выполнены так абстрактно, что я не могу понять, что и кто изображено на них. Меня считают отсталым художником, а я поклоняюсь красоте и мудрости природы! (Открытка с письмом от 10.01.82)

 

 

Ольга Максимилиановна Мануйлова, человек открытой души и беспокойного сердца, какой мы видим ее, читая строки из ее писем, отдавала все силы творчеству, а любовь − людям. Она  заслужила благодарную память о себе[10].

 

[1] При реконструкции ВДНХ скульптуры были утрачены. – Л. И.

[2] Строчка из стихотворения А. С. Кушнера.

[3] Из рукописного дневника заседаний клуба книголюбов «Кентавр», который вел Л. А. Шейман. Образ «сквозь воздух мечты и вечности» взят у Бориса Чичибабина, который так охарактеризовал художественный мир К. Г. Паустовского.

[4] Мемориальный дом-музей О. М. Мануйловой расположен по адресу: Бишкек, ул. Тыныстанова, 108.

[5] Жмаев А. Туда и обратно. Ретроспективный дневник. – С.-П.: АДИА-М+ДЕАН, 1995. − 482 с.

[6] Статьи А. М. Жмаева: Наследие Л. Н. Толстого и киргизские писатели // РЯВКШ. – 1978. − № 1. – С. 25−30; Концепция русской классики в теоретических размышлениях Айтматова (К 150-летию Ч. Т. Айтматова) // РЯВКШ. – 1978. − № 6. – С. 7−10;  Изобразительное искусство на уроках литературы (Статья первая) // РЯЛКШ. – 1980. − № 4. – С. 25−31;  Традиции Чехова и киргизская новелла // РЯЛКШ. – 1980. − № 5. – С. 38−42;  Изобразительное искусство на уроках литературы (Статья вторая) // РЯЛКШ. – 1980. − № 6. – С. 30−36; Русская классика на киргизской сцене (Статья первая) // РЯЛКШ. – 1981. − № 4. – С. 46−53; Русская классика на киргизской сцене // РЯЛКШ. – 1983. − № 4. – С. 53−55; Работа над этнокультурной лексикой и приобщение к инонациональной культуре в национальных группах пединститута // РЯЛКШ. – 1988. − № 2. – С. 50−52.

[7] Мануйлова О. М. Страницы воспоминаний: мемуары / Вступ. статья и лит. запись А. Жмаева. − Фрунзе: Кыргызстан, 1980. – 110 с.

[8] Материалы любезно предоставлены сыном Алена Михайловича Евгением Аленовичем Жмаевым  и подготовлены к печати Л. Ф. Илеевой. Публикуются с некоторыми сокращениями. По согласованию с Е. А. Жмаевым письма переданы на хранение  в Дом-музей О. М. Мануйловой.

[9] 100-летие города Фрунзе (Пишпека).

[10] Советуем прочитать следующие материалы об О. М. Мануйловой: Абубакирова А. К Прикосновение к вечности // Дятленко П.И., Абубакирова А.К., Абубакиров Е.К. и др. Обыкновенные судьбы необыкновенных людей: Учебное пособие для дополнительного образования. – Б.: ФПОИ, 2009. –  С. 131−141; Бектурганова К. Ольга Мануйлова. Равнодушной никогда не была // Бектурганова К. Дочери Земли кыргызской. – Бишкек, 2003. – С. 63; Воропаева В.А. Ольга Мануйлова. Равнодушие ей было чуждо //Воропаева В.А. Российские подвижники в истории культуры Кыргызстана. – Бишкек, 2005. − С. 158; Воропаева В.А. Мануйлова Ольга Максимилиановна. Равнодушие ей было чуждо. Исторические личности Кыргызстана /  http://www.time.kg/index.php?newsid=3181; Мануйлова М.А. Большая жизнь (Ольга Максимилиановна Мануйлова) // Сборник докладов научно-практической конференции, посвященной 110-летию народного художника Киргизской ССР Мануйловой Ольги Максимилиановны. – Бишкек, 2003. – С. 40–52.

(РЯЛШК, 2013, № 1)