Рудов Михаил Александрович (02.02.1929–18.10.2014) – научно-педагогический работник, ученый-литературовед, литературный критик, поэт-переводчик, заслуженный учитель Кыргызской Республики, член-корреспондент Международной академии информатизации, академик Российской академии педагогических и социальных наук, кавалер ордена «Данакер» (Кыргызстан), лауреат медали А. С. Пушкина (Россия).
Был многолетним автором нашего журнала. Опубликовал здесь около двух десятков научно-методических статей, адресованных школьным учителям.
Факты биографии
Его называли человеком-университетом. Действительно, в филологии – науке о слове – он был специалистом универсальных познаний.
Родился в России, в городе Рудня Смоленской области. С раннего возраста утратил связь с родителями и воспитывался в детских домах. В 1941 г. был эвакуирован в Киргизию и стал воспитанником Фрунзенского детдома им. Н. К. Крупской.
Среднее образование получил в школе № 9 г. Фрунзе, высшее – на факультете русского языка и литературы Киргизского государственного педагогического института им. М. В. Фрунзе, научное – в аспирантуре при этом же вузе (впоследствии Киргизский государственный университет, ныне Кыргызский национальный университет им. Ж. Баласагына). Учился на «отлично», был сталинским стипендиатом.
Трудовую деятельность начал преподавателем кафедры литературы в Киргоспединституте, где работал более сорока лет. Прошел все ступени карьерной лестницы научно-педагогического работника (преподаватель – старший преподаватель – доцент – профессор) и вузовского администратора (заведующий кафедрой теории и истории русской литературы – декан факультета русской филологии).
С 1993 года в течение двадцати лет работал в Кыргызско-Российском Славянском университете на филологическом отделении гуманитарного факультета на разных должностях: профессор, заведующий кафедрой истории и теории литературы, директор Научно-исследовательского института регионального славяноведения, редактор журнала «Русское слово в Кыргызстане».
Здесь и оборвалась его долгая трудовая жизнь, насыщенная многогранной деятельностью в разных сферах творчества – научного, педагогического и художественного. Высветим ярче некоторые из этих граней, с тем чтобы глубже осмыслить земные деяния профессора М. А. Рудова.
М. А. Рудов-литературовед
В этом качестве он многогранен, но целенаправлен.
Тема его кандидатской диссертации – «Пути развития жанра басни в советской литературе». Защита диссертации состоялась в 1964 г., а десять лет спустя он опубликовал свой капитальный труд «Жанр басни в русской литературе. Издания. Историография. Тематика семинарских занятий». О том, какую колоссальную работу проделал исследователь, можно судить по некоторым фактам, взятым из его труда. Предшественники М. А. Рудова к тому времени уже защитили 5 докторских и 30 кандидатских диссертаций о басенном жанре и творчестве русских баснописцев. Занимаясь библиографическими разысканиями, М. А. Рудов зафиксировал более 1300 художественных источников (русская басня в различных изданиях) и более 600 литературно-критических источников (теория и история жанра басни, басенное творчество И. А. Крылова, Демьяна Бедного и С. В. Михалкова). И весь этот материал исследователь научно осмыслил, логически систематизировал, композиционно выстроил. Более того, он ввел его в образовательный процесс, разработав тематику и планы семинарских занятий, совокупность которых отражает проблематику басенного жанра в русской литературе.
Масштабный труд М. А. Рудова получил высокую оценку в научной среде. Однако исследователь, не останавливаясь на достигнутом, продолжал расширять контекст изучения русской басни в составе многонациональной советской литературы, в первую очередь киргизской. Об этом наглядно свидетельствуют многие статьи, написанные им в последующие годы. Иными словами, история и теория басенного жанра проходит через все научное творчество исследователя.
Другое направление в деятельности М. А. Рудова-литературоведа – изучение функционирования русской литературы в Кыргызстане в двух формах ее бытования – в оригинале и в переводах на киргизский язык. Теоретической основой этого направления исследований М. А. Рудова являются его статьи, опубликованные в 2000-х годах: «Русская литература в аспекте истории киргизского народа», «Русская литература как компонент культуры русской речи в Кыргызстане», «Русская литература в русскоязычном дискурсе Кыргызстана» и «Русская литература как источник и ресурс формирования современной языковой личности билингва в Кыргызстане».
Что касается персоналий, то исследователь отдает предпочтение следующим писателям: И. А. Крылову, А. С. Пушкину, А. А. Блоку, Максиму Горькому, Д. А. Фурманову, Демьяну Бедному и В. В. Маяковскому.
Первостепенное внимание М. А. Рудов уделяет, естественно, И. А. Крылову – главному объекту изучения в его кандидатской диссертации и в монографии «Жанр басни в русской литературе». Эволюцию научного мышления исследователя можно проследить по названию статей: от постановки темы («О жанре басни в киргизской литературе») к ее разработке в разных аспектах («Путь к сердцу народа. Басенное творчество И. А. Крылова», «Басни И. А. Крылова на киргизском языке», «Басни И. А. Крылова в кыргызском восприятии») и выходу за пределы киргизского ареала («Стадиальность как закономерность освоения басни И. А. Крылова народами СССР», «Восприятие басен И. А. Крылова в тюркоязычном мире»).
Дмитрий Фурманов попал в поле зрения М. А. Рудова как автор документально-художественного романа «Мятеж», в основу которого были положены события, связанные с контрреволюционным восстанием в 1920 г. в столице Семиречья городе Верном (ныне Алматы). Фурманов принимал участие в подавлении этого восстания как Уполномоченный Реввоенсовета Туркестанского фронта во главе комиссии из 20 партработников. В первой части романа – «По Семиреченскому тракту» – повествуется о пребывании Фурманова в селах Киргизии и в городе Пишпеке, т. е. отражена киргизская тематика, заинтересовавшая М. А. Рудова. Он взялся за изучение документальных материалов. Так появились в 1960-х годах его работы «фурмановского» цикла: тезисы доклада «Фурманов в Киргизии», статья «Фурманов и Киргизия», брошюра «Уполномоченный партии (О деятельности Дм. Фурманова в Семиречье)», а в начале 1980-х годов – журнальная статья «Обаяние личности», в которой идет речь о неосуществленном замысле Фурманова – книге о нашем земляке, полководце гражданской войны М. В. Фрунзе.
В рамках направления «Русская литература в Кыргызстане» М. А. Рудовым написаны также статьи «Проблема перевода и влияние произведений М. Горького на киргизскую литературу», «Путем новаторства» (заметки о жанровом словообразе басен Демьяна Бедного), «Ленинский принцип партийности в поэтической сатире В. В. Маяковского» и др.
Русская литература в переводах на киргизский язык как объект изучения представлена у М. А. Рудова поэзией А. С. Пушкина и А. А. Блока. Исследователь-билингв, каковым является профессор Рудов, ставит перед собой конкретные цели: соотнести перевод с оригиналом, постичь мастерство перевода, извлечь творческие уроки для дальнейшего развития искусства перевода.
В статье «“Узник” А. С. Пушкина на кыргызском языке» М. А. Рудов, анализируя шесть переводов стихотворения, выполненных более чем за полвека, приходит к выводу, что выделить какой-нибудь один перевод, отдать ему предпочтение перед другими не представляется возможным. При этом вариативность перевода рассматривается как положительная тенденция в восприятии Пушкина на киргизском языке: во-первых, у читателя есть выбор текста, наиболее приближенного к оригиналу; во-вторых, наличие разных переводов отражает процесс восприятия русской литературы в Кыргызстане.
В статье «“К***” (“Я помню чудное мгновенье…”) киргизской метрикой и словом» М. А. Рудов оперирует уже пятнадцатью переводами пушкинского стихотворения, анализируя процесс перевоплощения его в иную национальную картину мира, в иной круг образных ассоциаций и представлений. Оказывается, что коэффициент точности переводов составляет от 10 до 17 процентов, т. е. мы имеем ряд числителей при общем знаменателе, каковым является оригинал. О чем это говорит? Прежде всего, о способности языка в различных вербальных вариантах воссоздать «чужой» текст, развивать национальное искусство перевода, на основе чего возникают условия многообразной передачи переводимого произведения. Поэтому все индивидуальные переводы одного и того же текста – это не столько варианты перевода, сколько вариации восприятия поэтического шедевра Пушкина.
В статье «Поэзия А. Блока в Кыргызстане» анализируются переводные стихотворения и поэмы великого русского поэта, зазвучавшего по-киргизски с 1962 г. М. А. Рудова интересуют художественные приемы и средства, используемые переводчиками при интерпретации новой для них импрессионистской поэзии. Результат оказывается предсказуемым: поэтическое искусство Блока с его полутонами и недосказанностью, с метафорическим подтекстом и неожиданными словосочетаниями, с таинством символизации обретает на киргизском языке простоту пересказа. И не потому, что киргизский язык ограничен в своих возможностях, а потому, что это другой язык, обладающий своими богатейшими возможностями, но они не совпадают и не дублируют средства русского языка. Вывод: языковые преграды и барьеры в переводческой работе неизбежны, но их надо преодолевать в процессе накопления национально-языковых средств и приемов перевода поэтапно, по мере сделанного и освоенного, обретая профессиональные навыки и совершенствуя художественное мастерство.
Научные работы М. А. Рудова по практике поэтического перевода с русского языка на киргизский имеют большое теоретическое и практическое значение.
М. А. Рудов-критик
Его, профессионала с членским билетом Союза писателей СССР, активного участника литературного процесса в Киргизии с начала 1950-х годов, в одинаковой мере интересовала и русская, и киргизская литература. Он освоил все жанры литературной критики – от рецензии до творческого портрета, публиковался в самых разных средствах массовой информации: в газетах «Советская Киргизия» (ныне «Слово Кыргызстана»), «Комсомолец Киргизии», «Вечерний Фрунзе» (ныне «Вечерний Бишкек»), в журнале «Литературный Киргизстан», в союзных журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Звезда Востока».
Самым «ударным» жанром М. А. Рудова-критика была рецензия на новинки литературы. Особенно охотно он отзывался на сборники стихов Сергея Фиксина, Михаила Ронкина, Алыкула Осмонова, Темиркула Уметалиева, Кубанычбека Маликова, Аалы Токомбаева, на прозаические произведения Леонида Дядюченко, Геннадия Петрухина, Касымалы Баялинова, Тугельбая Сыдыкбекова, Чингиза Айтматова.
Заслуживают внимания созданные им творческие портреты Касымалы Баялинова, Аалы Токомбаева, Темиркула Уметалиева, Тугельбая Сыдыкбекова.
Высшим достижением М. А. Рудова-критика является жанр проблемной статьи, точнее – очерка, дающий глубокий анализ литературного процесса на объемном материале.
Так, в статье «Рождение жанра. Традиции И. А. Крылова и киргизская басня» освещается процесс становления басенного жанра в киргизской литературе. Анализируя басенное творчество киргизских баснописцев: Тоголока Молдо, Алыкула Осмонова, Райкана Шукурбекова, Мухтара Борбугулова, – критик формирует общую схему историко-литературного развития жанра – «от фольклорной басенной формы “тамсил” через освоение наследия Крылова к оригинальному баснетворчеству».
В статье «Открытие темы», самом объемном литературно-критическом произведении М. А. Рудова, представлена история становления среднеазиатской темы в русской литературе в первые годы советской власти. В первой части статьи он дает общий анализ прозаических произведений, выявленных им в процессе усердных библиографических разысканий. В их числе: сборник рассказов П. Бессалько «Алмазы Востока», книга «туркестанских рассказов» В. Свешникова «Батраки», очерковая книга художника К. Петрова-Водкина «Самаркандия», повесть другого художника С. Чуйкова «Вершинная быль», роман «Голубые пески», повесть «Цветные ветра» и рассказы Всеволода Иванова, повесть «Звездный цвет» Бориса Лавренева. Однако, по мнению критика, открытие среднеазиатской темы во всем ее объеме еще не состоялось. Это удалось осуществить только Дмитрию Фурманову в романе «Мятеж» (1925). Всестороннему анализу данного произведения посвящена вторая часть статьи.
В статье «“Вторая родина моя”. Заметки о киргизской теме в русской поэзии» М. А. Рудов сосредоточился на одном аспекте среднеазиатской темы, выраженном в поэтическом слове, а именно – на изобразительно-выразительных средствах русской поэзии при разработке инонациональной (киргизской) тематики. Объектом его изучения являются произведения не только российских поэтов (А. Суркова, С. Щипачёва, В. Цыбина, И. Волобуевой, С. Липкина и др.), обращавшихся в своем творчестве к теме Средней Азии, но и произведения русских поэтов Киргизии (Сергея Фиксина, Михаила Ронкина, Евгения Колесникова, Леонида Дядюченко, Юрия Смышляева и др.). При этом критик говорит не только о творческих удачах, но и о неудачах поэтов.
Часть статей, в том числе и вышеназванные, вошли в известную книгу М. А. Рудова «Звенья открытий. Литературно-критические статьи». Другие же остались журнальными публикациями: «Новые грани взаимодействия литератур» (в соавторстве с Е. К. Озмителем), «Горизонты рабочей темы», «Создавая образ современника…».
М. А. Рудов-манасовед
Киргизский эпос «Манас» занимал значительное место в духовном мире М. А. Рудова. Он сделал литературную обработку краткого прозаического пересказа эпоса С. Мусаевым. Попробовал свои силы в стихотворном переложении подстрочника (эпизод «Сорок дружинников»). Разработал и вел курс по манасоведению для студентов-филологов.
Одновременно с этим М. А. Рудов изучал историю переводов и изданий «Манаса» на русском языке. Опубликовал в научных изданиях ряд статей: «Вокруг издания эпоса “Манас” в 30-е годы», «Тыныстанов и “Манас”», «Поливанов, Липкин и “Манас”», «Поливанов – переводчик “Манаса”» и др.
Однако самым значительным вкладом М. А. Рудова в манасоведение стала двухтомная учебная хрестоматия «Кыргызский героический эпос “Манас”, “Семетей”, “Сейтек”» (2013), редактировать которую довелось, по просьбе Михаила Александровича, автору данной статьи. Хрестоматия была составлена как учебное пособие для образовательных организаций с русским языком обучения и для русскоязычных читателей, не владеющим киргизским языком на уровне восприятия эпоса в устном исполнении и в печатных изданиях.
Первая часть хрестоматии содержит художественные тексты: прозаические пересказы, подстрочники и переводы на русский язык. Они имеют назначение познакомить учащихся с творческой лабораторией перевода.
Вторая часть хрестоматии включает научные тексты, совокупность которых номинируется как манасоведение. Их авторами являются известные ученые прошлого (Ч. Ч. Валиханов, В. В. Радлов, Е. Д. Поливанов, А. Н. Бернштам, В. М. Жирмунский, Т. Байджиев, К. Асаналиев, А. Салиев) и настоящего (А. Акматалиев, Б. Жакиев, О. Ибраимов, К. Иманалиев, Р. Кыдырбаева). Труды представлены в тематической последовательности с учетом хронологического фактора, оказавшего влияние на содержательные формулировки. В состав этого тома входит также краткий терминологический словарь манасоведения.
Хрестоматия издана пробным тиражом – 50 экземпляров. К сожалению, М. А. Рудов – инициатор, составитель и создатель этой оригинальной книги – не дожил до выхода ее в большой свет. Однако уже сейчас ясно, что учебному пособию М. А. Рудова по манасоведению уготована долгая жизнь. В связи с этим невольно напрашивается аналогия: учебник «Русская советская литература» для 10 класса киргизской школы, созданный М. А. Рудовым в соавторстве с профессором Е. К. Озмителем, выдержал 17 (семнадцать!) изданий с 1965 по 1987 год.
М. А. Рудов-переводчик
В этом качестве он начинал с прозы (документальная повесть К. Баялинова «Записываюсь в большевики», сборник произведений киргизских писателей для молодежи под названием «Рассказы»), но вскоре обратил свой взор на поэзию: во-первых, Михаил Александрович сам писал стихи; во-вторых, переводить стихи значительно труднее, но интереснее, творчески многообразнее. А главное – пришло осознание, что, как утверждал он сам, «стихотворное искусство киргизского народа – это неисчерпаемые клады культуры, философии, языка. С древних времен поэтическое слово было состоянием духовного мира людей и общества, и каждого из живущих сопровождало от рождения до кончины, от колыбельной песни – бешик ыры до поминального причёта – кошока».
Диапазон поэтических произведений, переведенных М. А. Рудовым, хронологически впечатляющ – от «Эпитафии на гранях каменной стелы из Алтын-куля в честь кагана Барс-бега» (VII век) в реконструкции и переводе русского ученого-тюрколога С. Г. Кляшторного до Государственного гимна современной Кыргызской Республики. Однако основное внимание переводчик уделяет поздней акынской и ранней профессиональной поэзии. Лучшие произведения в его переводах собраны им в поэтическом сборнике «Стихотворной строкой» (Бишкек, 2008) в разделе «Из переводов киргизской поэзии».
Акынская поэзия, по мнению М. А. Рудова, – это «впечатляющее духовное достояние народа, равное по охвату жизни и воздействию на людей великому и вечному эпосу. В разное время акыны были духовными вождями народа…». Акынская поэзия в переводах М. А. Рудова представлена произведениями Калыгула, Женижока и Токтогула.
Судьба наследия Калыгула бай уулу (1785–1855) драматична, ибо оно было истолковано политически тенденциозно: Калыгул – выразитель патриархально-феодальных отношений, реакционер-заманист, проповедник антирусских настроений. А между тем киргизы величают Калыгула словами «олуя» (провидец) и «акылман» (мудрец). Действительно, он мог предсказывать судьбу человека и предвидеть отдаленные события. Его авторитет был непререкаем, неотразимым словом он мог примирить непримиримых. Поэтому народ бережно сохранял в устной передаче поэтические творения Калыгула: наставления, предсказания, изречения, философские размышления, которые отличались афористичностью, энергией слога, красотой речи. Произведения Калыгула в переводах М. А. Рудова изданы отдельной книгой со вступительной статьей переводчика общим объемом в 200 страниц (2003).
В творчестве акына Женижока (1860–1918) внимание М. А. Рудова привлекло сказание о воде – «Аккан-суу» («Текущая вода»). Это особый жанр – философско-этический, экологический дастан (поэма) о воде: ее природе, значении, о разумном и бережном отношении к ней; малый эпос, в котором нашло свое выражение народное представление о мироздании, о сущем, о человеке. «Аккан-суу» Женижока выделяется не только по объему (более тысячи строк), но и по совершенству формы. М. А. Рудов был первым, кто перевел это произведение (в отрывках) на русский язык.
Так же избирательно подошел Рудов-переводчик к творческому наследию выдающегося акына Токтогула (1964–1933). Переведя знаменитую песню «Алымкан», он вступил в заочное состязание с теми, кто уже до него перевел этот шедевр любовной лирики. Философский шедевр «Бренный мир» («Дүнүйө») покорил М. А. Рудова метафорическими размышлениями Токтогула о смысле бытия, о предопределении судьбы, о бренности человека и вечности жизни. А кербез «Мотив возвращения», сложенный Токтогулом после десятилетней ссылки, поразил переводчика виртуозным мастерством стихотворной формы.
В заслугу М. А. Рудову следует поставить тот факт, что он первым из переводчиков обратился к произведениям поэтессы Зыйнат, под именем которой выступала легендарная алайская родоправительница Курманджан-датка (1811–1907). Она сочиняла стихи на двух языках – на родном киргизском и на фарси, поэтому опиралась в своем творчестве на две традиции – устное словесное искусство киргизского народа и поэзию Востока. К сожалению, сохранилась лишь малая часть ее поэтического наследия. Газели Зыйнат, изданные в Узбекистане, ждут своего переложения на киргизский язык. Михаил Александрович успел перевести лишь несколько произведений, из которых самым значительным является кошок (плач) Курманджан при казни ее младшего сына Камчибека. Другие переведенные им произведения: состязание (айтыш) Курманджан с акыном Амирбеком, арман – поэтическая жалоба на свою судьбу, мини-цикл «Из дивана стихов Зыйнат».
Профессиональная киргизская поэзия интересовала Рудова как переводчика главным образом в ее ранней стадии развития, когда происходил переход акынской поэзии в новое качество. Поэтому его выбор пал на творчество Касыма Тыныстанова и Жоомарта Боконбаева.
Касым Тыныстанов (1904–1938) – многогранно одаренная личность: поэт, ученый-филолог, общественный и государственный деятель. Он был одним из основоположников национальной письменности, автором первых учебников по киргизскому языку, комиссаром народного просвещения республики. Его «Сборник стихов Касыма» (1925) стал образцом профессионального поэтического творчества. В 2001 г. сборник был издан на русском языке в переводах М. А. Рудова и В. И. Шаповалова. М. А. Рудов, кроме того, высоко оценил деятельность Тыныстанова-манасоведа, написал о нем несколько статей и посвятил его памяти пронзительный «Реквием», в котором воскрешается сцена расстрела репрессированного Касыма на чон-ташской земле, где маки – «как кровь из аорты» поэта-великомученика.
Поэзия Ж. Боконбаева (1910–1944) привлекла внимание Рудова-переводчика новаторскими поисками в области медитативной лирики, особенностью которой являются эмоциональные раздумья поэта о человеческом бытии.
Делясь своим опытом в области художественного перевода, М. А. Рудов не уставал повторять, что переводческая деятельность требует тщательной работы над языком, на который переводится текст, и над языком, с которого переводится текст. Теоретические же аспекты перевода, имеющие определенную научную ценность, содержатся в ряде его статей, опубликованных в «Литературной газете», в журналах «Литературный Кыргызстан» и «Дружба народов»: «Огорчения десятой музы» (в соавторстве с М. Байджиевым), «Снова о качестве перевода», «В каких жанрах нужен и в каких не нужен подстрочник?», «Не тень оригинала, а полнокровная литература» и др.
М. А. Рудов поэт-лирик и баснописец
Он автор только одного поэтического сборника – «Стихотворной строкой» (2008), но какого! В нем три раздела: «Из книги переводов киргизской поэзии», «Стихи из записных книжек» и «Осландия. Книга басен». О переводах мы уже говорили – теперь скажем об оригинальной поэзии М. А. Рудова.
Профессор Рудов мыслит научными понятиями, а поэт Рудов – художественными образами.
Еще один оставим прочерк.
Представим, что стихи во мне
Колышут плавниками строчек,
Как рыбы в омуте на дне.
Как специалист в области теории литературы, он хорошо знает, что должно быть в лирике как эмоциональном роде литературы: комплекс лирических переживаний, индивидуальный образ лирического героя, художественные приемы и средства. Все это есть у поэта Рудова, но ему этого мало.
Поэзия не догма,
Не старых правил горсть.
В стихах важна не форма,
А не – ожи – данность.
Вот она – изюминка рудовской поэзии! Действительно, это универсальный художественный прием стилевой организации поэтического текста у М. А. Рудова.
Несколько примеров:
Как лук со стрелою на взводе,
Гусиный мелькнул силуэт, –
неожиданное сравнение.
Ведь от пророка до порока
Всего лишь буковка одна, –
неожиданная игра слов.
Не пишется, как слышится,
А пишется, как дышится, –
неожиданное присловье. И так далее.
Стихи М. А. Рудова уже нашли своих читателей и почитателей его поэтического таланта. Один из критиков совершенно справедливо заявил, что сборник «Стихотворной строкой» – это появление в русской поэзии Кыргызстана новой вершины.
М. А. Рудов-баснописец – это тема особого разговора: теоретик жанра басни пишет басни сам. И как пишет! У него три книги: «Ослы и Волки» (1996), «Портрет Осла» (2006) и «Осландия» (2008). Они уже оценены в критике, попали в поле зрения литературоведов и даже изучаются в вузовском курсе «Русская литература Кыргызстана».
Сейчас совершенно очевидно, что М. А. Рудов – реформатор жанра басни. Во-первых, он расширил жанровый диапазон басни, включив в него басню-пародию, басню-эпиграмму, басню-цитату, орфографическую басню и даже басню о басне. Во-вторых, он умножил басенные сюжеты, придав им динамичность развития и неожиданную развязку. В-третьих, он обогатил басенную лексику за счет «чужого слова» (цитаты, реминисценции, аллюзии). Наконец, он циклизировал басни, сведя их в конечном счете к одному циклу, или книге, под названием «Осландия». Приведем несколько примеров-образцов рудовских басен.
Басня с цитатой
Опять в Осландии скандал:
Митинговать бараны стали.
Осел баранов разогнал,
Когда они митинговали,
За что Верховный Чин звезду
Ослу повесил на узду.
Давно все сказано не нами,
Мораль к цитате подведем:
«Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами».
Басня-пародия
Слыхали ль вы
За рощей глас Ослов?
Слыхали Львы!
Видали ль вы
Охоту на Ослов?
Видали Львы!
Едали ль вы
Ослов – добычу Львов?
Едали Львы!
Басня-эпиграмма
Был в оппозиции Ослом,
За чин в правительстве сражался,
С верховной властью сторговался
И стал в Осландии послом.
Несомненно, читатель получит истинное удовольствие от этих строк, отметив для себя, что М. А. Рудов отказывается от свободного басенного стиха в пользу равносложного силлабо-тонического стиха, а также минимизирует объем басни.
Научный завет М. А. Рудова
Завет, по словарю С. И. Ожегова, – наставление, совет последователям, потомкам. Таким заветом филолога М. А. Рудова можно считать его концепцию билингвизма – киргизско-русского и русско-киргизского двуязычия. Она буквально выстрадана им и апробирована во множестве публикаций, выступлений и дискуссий. Ее теоретические основы изложены в статьях: «Двуязычию – реальную основу» (в соавторстве с А. Орусбаевым и Е. Дыйкановым), «Концепция билингвизма в региональной целевой программе “Русский язык в Кыргызской Республике”», «Билингвизм как условие распространения русского языка в полиэтнической среде» и других публикациях.
По мнению М. А. Рудова, нам, всем гражданам Кыргызстана, независимо от национальности, нужны два языка – киргизский и русский. Но двуязычие утверждается через русский язык, ибо он дает открытый выход в мировое сообщество, в русское литературное, образовательное и экономическое пространство. Поэтому перед нами стоит архиважная задача – не утратить, не растерять опыт обучения русскому языку, сложившийся в предшествующие годы, не сокращать, а совершенствовать систему изучения и распространения русского языка в Кыргызстане. Помимо всего прочего, двуязычие будет способствовать развитию билингвистического литературного творчества. Вывод: концепция билингвизма должна быть положена в основу государственной политики.
И это всё о нём
А. С. Кацев, профессор, зав. кафедрой международной журналистики КРСУ:
«Рудов – это:
эрудиция,
артистизм,
блестящее владение аудиторией.
И в то же время Рудов – это:
каторжный труд ежедневно,
недовольство собой,
работа в архивах и библиотеках.
Принцип “ни дня без строчки” трансформировался у Рудова в принцип “ни дня без работы”. Поэтому каждая его статья, каждая книга отличается богатством собранного материала, точностью, всесторонним знанием объекта исследования».
Л. А. Шейман, профессор:
«Он представляет собой гармоничный сплав ученого и художника слова едва ли не в каждой своей печатной работе, как и в своих печатных выступлениях.
Всегда узнаваема собственно научная проза Рудова-исследователя. И здесь у него оказался, на первый взгляд нежданный, образец. Его назвал сам Михаил Александрович на встрече коллег, последовавшей за очередной защитой одной из кандидатских диссертаций в нашем Славянском университете: Пушкин! Пушкин-прозаик, Пушкин-ученый, автор «Истории Пугачева»… Вообще-то в том, что М. А. – истый пушкинианец, сомнений быть не могло. Многим памятно его потрясающее чтение «Пророка» в юбилейные пушкинские дни. И именно под его руководством подготовлена и издана в 1999 году весьма содержательная книга “Пушкиниана в Кыргызстане”».
М. Дж. Тагаев, профессор КРСУ:
«Его переводы – это не простое перекодирование информации и образов одного языка средствами другого. Это полное вживание в образы иной культуры, сопереживание, стремление понять и принять духовные ценности киргизского народа, что возможно только при глубоком уважении к нации, языку и культуре. Все это создает у русскоязычного читателя чувство погруженности в киргизское культурно-философское пространство через образы и мелодику киргизского стиха.
Я слушал, как он читал на русском языке лекцию о Манасе. Это была не лекция – это был рассказ рапсода, который как бы сам принимал участие в героических событиях давно минувших лет. Прочитал он лекцию на одном дыхании. Голос, ритмика, интонация Михаила Александровича напоминали распевы великих сказителей Манаса. Не скрою, у многих слушателей наворачивались слезы, когда шла речь о трагических событиях».
В. М. Озмитель, доцент КРСУ:
«Звонит Зинаида Герасимовна, просит срочно прийти и привезти врача (он наш общий друг): заболел Михаил Александрович. Прибегаем. Михаил Александрович без сознания, суета, напряженная обстановка. И вдруг слышим – звучат стихи. Да-да, читает стихи Михаил Александрович! Читает одно стихотворение за другим. Читает, как всегда, блестяще. А когда пришел в себя, тихо спросил: “Как я вел себя? Ничего неприличного не творил?”. “Ну, что вы, – успокоили его. – Вели себя как профессиональный чтец, вузовский профессор”. А врач, уже уходя, сказал: “Если подобное, не дай Бог, случится еще раз, то обязательно вызывайте меня. Я очень люблю поэзию, да еще в таком блестящем исполнении”».
М. И. Лазариди, профессор КРСУ:
«“Стихи из записных книжек” Михаила Александровича – скромное название. Без всяких претензий и притязаний на то, чтобы именоваться поэтом, великим поэтом, издать многотомник рифмованных строк. Строго и критически выверенный список стихотворений, мудрых, передающих затаенную печаль, итог многолетних простых размышлений над смыслом жизни. Такой сборник в восточной поэзии назвали бы “жемчужным ожерельем» и были бы правы. Потому что каждое стихотворение – драгоценность».
- P. S. Автор данной статьи имел счастье постоянно общаться с Михаилом Александровичем Рудовым на протяжении длительного времени: сначала в качестве студента, а затем младшего коллеги по научно-педагогической работе. Статья является данью глубочайшего уважения к ушедшему от нас замечательному Ученому, Педагогу, Человеку.
(РЯЛШК, 2014, № 4, с. 64-73)